и с отверстием, расположенным не очень высоко, рукой достать можно. Вот туда я и предложил стоматологу Абрамычу заложить монеты и деньги, не одновременно, конечно, а по очереди. Контакт из рук в руки таким образом исключается. Спор у нас только возник насчёт очерёдности, кто раньше туда будет своё добро закладывать… я сильно упираться не стал и согласился пройти первым номером. И погулять потом минут десять. В восемнадцать ноль ноль назначили моё время, в 10 минут седьмого его, и ещё через 10 минут опять я должен был забрать деньги. Место там было глухое возле этого пионера, так что лишних глаз можно было не опасаться, а кроме этого можно было определить и слежку, если она, не дай бог, случится.

Так вот, я почему-то был уверен, что Абрамыч меня хочет надуть и положит он в условленное место не деньги, а в лучшем случае стопку резаной бумаги, а в худшем может и ментам сдать. Поэтому я в свою очередь завернул в газетку «Комсомольская правда» совсем даже и не монеты, а полсотни гаек диаметра М6, их у нас много в кладовке валялось, отец зачем-то принёс в прошлом году.

И ровно в полшестого вечера я вышел из своего дома, родители пока не пришли с работы, так что никто мне не мешал. Потом сделал предупредительный крюк через вторую арку и проспект Ватутина, на всякий случай, а уж затем прямиком вырулил на тихую и провинциальную Заводскую улицу. Тут одни школы да детские сады были построены по проекту американской фирмы Остин (вместе с Заводом в туманные тридцатые годы они заодно и микрорайон наш спроектировали), так что я вообще один тут был на всём протяжении Заводской, если не считать пары котов, греющихся на заборе стадиона.

Проверился ещё раз, как в шпионских фильмах учили, с помощью завязывания шнурка на ботинке — вроде никого. Подхожу к гипсовому пионеру… не к месту вспомнилось, что автором «Девушки с веслом» был такой товарищ Шадр, который кроме этого отметился дизайном первых советских купюр, на них были изображены рабочий, крестьянин и красноармеец его же авторства. Ладно, про товарища Шадра и его гипсовое творчество мы чуть позже вспомним, а пока у нас в программе так называемая «передача шпионских сведений и/или материалов».

Как давно известно, такая передача может осуществляться а)при личной встрече двух и более агентов, когда они сидят на лавочке и мирно беседуют и могут передать друг другу что угодно, недостаток — возможный контроль конкурирующей спецслужбы, б)при мгновенной встрече, так называемая «моменталка», случайная встреча в условленном месте, в магазине, в метро или на улице, когда контейнер с информацией быстро переходит из рук в руки без вербальных контактов, в)на явке и наконец г)с помощью тайной закладки. Вот у меня как раз и предстоял такой вариант г), а местом закладки была гипсовая труба гипсового пионера на гипсовом пьедестале…

Но я не успел туда ничего положить, потому что неизвестно откуда (из кустов возле администрации стадиона что ли) как бы материализовались двое милиционеров, один из которых был капитаном Сизовым, участковым нашего Топтыгинского дома.

— Так-так-так, Малов, — с добродушной усмешкой сказал мне он, — я же тебя предупреждал по-хорошему, не надо лезть не в свои дела, а ты что?

— А что я, товарищ капитан? — сделал недоумённое выражение лица я, — я спокойно себе гуляю по Заводской улице и никуда не лезу.

— А в пакете у тебя что? — прямо перешёл к делу Сизов.

— А ордер на обыск у вас есть? — решил я немного потроллить капитана.

— Я те щас покажу ордер! — перешёл на повышенный тон Сизов, — показывай, что ты там притащил!

Я решил не нарываться, а просто вынул из пакета свёрток с гайками и протянул его Сизову.

— Вот всё, что у меня есть в пакете.

Тот развернул газетную обёртку и с удивлением воззрился на гайки М6.

— Выворачивай карманы, — приказал он мне.

Я пожал плечами и вынул всё, что было в карманах, и положил это добро на пионерский пьедестал, а были там ключи от квартиры, полтора рубля мелочью и маленькая расчёска, вот убей не помню, когда и зачем я её туда сунул. Сизов внимательно рассмотрел всё это, перекинулся взглядом с напарником, тоже капитаном, а потом начал задавать вопросы:

— И зачем тебе столько гаек понадобилось?

— Друг просил принести, — быстро нашёлся я, — он там чего-то мастерит в сарае, ему гайки срочно понадобились.

— А если мы сейчас пойдём и проверим твоего друга?

— Да ради бога, с удовольствием прогуляюсь в приятной компании, товарищ капитан, — ответил я, соображая, к кому и куда их отвести. — Но я так и не понял, в чём вы меня подозреваете?

— Да всё ты понял, — буркнул капитан, возвращая мне гайки, — смотри, сейчас это было самое последнее предупреждение. В следующий раз я тебя посажу минимум на 15 суток, а может и побольше.

Я забрал у него свёрток, положил его в пакет и двинулся по Заводской в том же направлении, что и шёл, раздумывая при этом, как они на меня вышли, эти два капитана… и по-любому придумал только два варианта, либо Абрамыч сам сдал меня с потрохами, либо проболтался кому-то, кто сдал меня с потрохами… прослушку я сразу отмёл, не в шпионские же игры мы в самом деле играем. Ну и по-любому же получается, что астральный чекист Фролов наврал и в этом пункте своих предсказаний, сука…

Значит придётся пойти другим путём, как говаривал вождь мирового пролетариата… вот он как раз и стоит у меня на пути во дворе индустриального техникума, в классической позе с высоко поднятой правой рукой. Задумался между делом, что бы сказал Владимир Ильич в 1917 например году, если б узнал, сколько памятников ему будет установлено в ближайшие 50 лет… а сколько, спросите вы? И я тогда отвечу, что только в России в районе семи тысяч, это, правда, вместе с бюстами. Если прибавить сюда ещё и союзные республики, так что эту цифру смело можно на два умножать. Среди них весьма оригинальные встречаются, например на броневике. Типов этих памятников порядка двух десятков, как то — меркуровский, котихинский, алексеевский (по фамилиям скульторов), дедовский, с трубочкой, барин, крестьянин, в пальто, с кепкой, с тумбой, и это ещё далеко не всё — луганский, гомельский, краснодарский, харьковский, яхромский (это по тем местам, где первые такие памятники появились). Ну и не будем забывать ребёнка с кудрявой головой, и ребёнка с книжкой. Вот о чём бы диссертацию-то