Шрифт:
Закладка:
Откуда-то снизу поднялась удушливая волна, стиснувшая горло. Во рту стало сухо и горько. Этого не может быть! Все это время она не знала. Она не знала! И мы с ней…я её…А потом ребята и вот это всё…Твою мать…
Крис. Что мне сделать? Что я могу сделать, чтобы тебе стало хоть немного легче?
– Ты. Поспорил. На. Меня, – еще раз медленно проговорила Мышонок, будто пробуя на вкус каждое слово. Привыкая к этой мысли, делая её частью своей картины мира.
–Крис, все не так, как ты думаешь, – я попытался привлечь её к себе и обнять, но она рванулась в сторону, точно раненое животное.
– Не трогай, – прошипела она. – Ты же получил от меня все, что хотел. Ты выиграл, вы все дружно посмеялись, теперь оставь меня в покое. Отпусти!
– Не отпущу.
– Пожалуйста! – Крис беспомощно моргнула. – Ты же не совсем моральный урод! Зачем я тебе? Мало поиздевался?
– А ты не думала, что мне плевать на это пари, и я просто хочу тебя, – выдохнул я. – Себе. Навсегда. Я ведь не врал, когда говорил, что люб…
– Замолчи! – крикнула она, срываясь на фальцет. – Заткнись! Я не верю. Я ни единому твоему слову не верю. Пусти!!!
В карих глазах сверкнула такая неприкрытая боль и ярость, что я отступил.
Мне так хотелось объяснить ей все. Что это почти сразу перестало быть игрой, что все, что между нами было, случилось по-настоящему, что я никогда в жизни так не жалел о принятом решении, как с этим спором…
Но стоило мне попытаться снова что-то сказать, как Крис зажала уши.
– Еще одно слово, – страшно спокойным голосом сказала она, – и я уйду отсюда прямо так – без куртки и босиком.
– С ума сош…
– Я не шучу.
Я молча смотрел на то, как она идет в спальню, сгребает свое белье и пихает его неопрятным комом в рюкзак, потом надевает носки, выходит в коридор и обувается.
– Я тебя отвезу.
– Нет.
– Да.
– Я лучше пешком пойду, чем буду находиться рядом с тобой, – мертвым голосом проговорила Крис.
– Тогда такси.
– Нет!
– Или я тебя отвезу, или ты поедешь на такси, – жестко сказал я. – В таком состоянии ты домой одна добираться не будешь. Если надо, свяжу и отвезу в таком виде. Поняла?
– Такси, – равнодушно пожала она плечами и уселась прямо на пол, ожидая, пока я вызову машину.
Нежная, тонкая, с волной спутанных светлых волос и равнодушными мертвыми глазами, Крис сейчас была похожа на куклу. На сломанную куклу.
– Я не знаю, почему я раньше не понимал, какие они на самом деле, – тихо сказал я, надеясь, что она меня услышит. – Не ожидал от них такой мерзости…
– Они? – Крис расхохоталась, как будто я сказал что-то смешное. – А что, ты чем-то от них отличаешься? Ты же сам согласился. Тебе это казалось весёлым, забавным, да? Писать мне, водить куда-то, притворяться добрым и понимающим, делать вид, что я тебе нравлюсь. Конечно! Разве могла такая, как я, не клюнуть на такого, как ты, правда?
Удушливая краснота бросилась мне в лицо.
– Крис, я… – попытался ей что-то сказать, но она дрожащим голосом перебила меня:
– Ты дерьмо, Кирилл. Мерзкое, неприятное, дурнопахнущее. Я не знаю, как теперь отмыться от тебя и от всех вас. Я забираю свои слова обратно. Я не люблю тебя, я любила того, кем ты притворялся. А тебя я ненавижу. Чтоб ты сдох.
Я не мог сказать ни слова. Задыхался и чувствовал себя так, будто тону в болоте. Погружаюсь в склизкую холодную жижу, и никого нет рядом. Руку не подаст никто. Она права. Каждым словом права.
– Такси, – непослушными омертвевшими губами смог выговорить я.
Она дернула головой и вышла в подъезд, а я пошел за ней, всей кожей чувствуя исходящую от Крис ненависть. Она, словно кислота, разъедала воздух вокруг нас, и нечем было дышать.
– Возьми мой телефон, – я протянул ей мобильник. – Ты же потеряла…
Крис яростно замотала головой, отталкивая мою руку с телефоном, и села в такси на заднее сиденье. Я топтался рядом с машиной.
– Я завтра приеду и мы поговорим. Я еще раз все тебе объясню, и мы…
– Нет. Оставь меня в покое. И никогда, никогда больше ко мне не подходи, – тут у Мышонка дернулись губы, и она беззвучно заплакала. По бледному лицу покатились прозрачные слезы, я потянулся к ней, но она зло ударила меня по руке и захлопнула дверцу. Машина заурчала мотором и выехала со двора.
Внутри все выламывало от боли, и насколько было бы проще, если бы эта боль была физической.
– Кристина, что случилось? Я звоню, а ты трубку не берешь, – обеспокоенная мама стояла на пороге квартиры.
– Я…потеряла телефон, – тихо ответила я и зарыдала.
– Где?
– Где-то в маршрутке…потом поехала на конечную, пыталась там спросить, ничего не нашла…Я ведь знала, что вы меня убьете за него! Мам, прости!
Ложь лилась с языка так легко, словно я врала всю жизнь. И, благодаря потерянному телефону, мне не надо было делать вид, что все хорошо: я рыдала в прихожей, уткнувшись в маму, а она растерянно гладила меня по голове.
– Доча, ну ты что, не надо так расстраиваться. Это же просто вещь. Главное, что с тобой ничего не случилось.
– Да купим мы тебе новый телефон, – отозвался папа из другой комнаты. – Все равно же собирались. А мне премию на заводе обещали, так что в конце недели съездим с тобой в магазин и выберем.
– Спасибо, – я все никак не могла успокоиться, икала и дрожала, вытирая кулаками слезы, – я что-то переволновалась, пойду полежу, ладно?
– Кушать не будешь?
Желудок откликнулся неприятным ощущением тошноты, и я замотала головой, чувствуя, как мне снова становится дурно.
– Нет, не хочу. Полежать хочу.
Перед глазами все плыло, я еле добралась до своей кровати и упала туда, словно марионетка, у которой перерезали ниточки.
Больно было не только от того, что так грязно завершилась история моей любви и что мой первый раз был с тем, кто на это поспорил. Больно было еще и потому, что эта грязь запятнала и все остальные мои воспоминания. Будто кто-то опрокинул мусорное ведро в ящик с моими вещами, и теперь любимый дневник в грязных вонючих пятнах, красивые ручки перемазаны каким-то дерьмом, и все это можно только выкинуть – спасти невозможно.
…Кирилл усаживает меня в машину и набрасывает на плечи свою куртку, чтобы я не замерзла. Ее кожа такая гладкая и мягкая, а от подкладки вкусно пахнет одеколоном Кира и им самим…
Теперь я понимала, что он далеко не случайно облил меня водой, проезжая мимо. Это было продумано заранее. Он врал.
