Франки из Нейстрии не только разоряли земли, где жили галлы, но и своих соплеменников не жалели, оставляя после себя пепелища. Король же Сигиберт снова созывал к себе орды дикарей, которые охотно шли к нему, помня о богатой добыче, что была в прошлом году. Но в этот раз войско он собрал вдвое большее, призвав всех франков, кто вошел в полный возраст, и купив подарками всех окрестных вождей. Неслыханная армия вторгнется в Нейстрию, и закончит эту войну раз и навсегда.

А пока герцог Гунтрамн Бозон подошел со своим отрядом к городу Тур, который должен был выставить ополчение, но не сделал этого. Он шел к епископу, верному человеку своего короля.

Епископ Григорий принял его утром.

— Благослови, святой отец, — склонил голову герцог.

— Да хранит тебя господь, сын мой, — ответил ему Григорий, которому было уже почти сорок лет. Он оставался по-прежнему подвижным и живым человеком, не склонным к обжорству, пьянству и стяжательству, за что был безмерно уважаем своей паствой.

— Отче, на вас вся надежда, — честно признался герцог, с удивлением оглядывая аскетичную обстановку. Те епископы, что были ему знакомы, жили, как князья. — Король повелел горожанам собрать ополчение и биться с войском Теодеберта, да только не пришел никто.

— Боятся, сын мой, — посмотрел на него ясным взглядом епископ. — Не воинские они люди, сам ведь понимаешь. Ткачи, кузнецы да лавочники. Какие из них воины?

— У меня приказ, святой отец. Набрать войско в землях Тура и Шатодена, и выступить на врага. Я без вас и не сделаю ничего. Тут ни одна крыса не шевельнулась даже. Да и вот еще. У того короля Теодеберта что за войско? Крестьяне одни, дружина ведь королевская сейчас под Реймсом.

— Я попробую, сын мой, — задумчиво сказал епископ. — Завтра проповедь прочту, и клирикам указания разошлю, чтобы прихожанам пояснили все. Наберем мы тебе войско.

— Спасибо, отче! — преданно посмотрел на него герцог. — Все королю и королеве расскажу о вас.

— Я служу им и господу нашему, — смиренно ответил Григорий. — Король Хильперик — это царь Ирод во плоти, и жена его — истинная дьяволица распутная.

— Распутная? — удивился герцог. — Не замечена вроде королева Фредегонда в распутстве, владыка. Не думаю, что король такое терпеть стал бы. Вы бы поосторожнее про таких особ выражались, что ли. Опасные они оба люди, и на расправу скорые.

— Господь не оставит меня, — ответил ему Григорий. — На него лишь уповаю, и на короля нашего.

— Ну, не знаю, — буркнул герцог. — Я бы так сильно не уповал. Вы, преосвященный, только что королеву распутной девкой назвали. Я, конечно, не скажу никому, но вы поаккуратней слова подбирайте. У нас, франков, для мужней жены это оскорбление тяжелейшее. По Салической Правде, если свободную женщину гулящей назвать, вира в сорок пять солидов положена, а это пятнадцать коров добрых, отче. А за королеву сколько возьмут, я и представить боюсь.

— Я правды не боюсь, сын мой. Гнусная дьяволица она, как и муж ее. Убийца жены своей, многоженец и разоритель божьих церквей.

— Мое дело предупредить, святой отец. Я к вам со всем уважением, но отвага лишь воинам в бою нужна. А вы божий человек. Король за такое оскорбление всю турскую область разорит, и не поморщится. Сами жить не хотите, так хоть людей пожалейте. Им и так изрядно досталось.

— Иди, сын мой, с богом. Господь не оставит тебя. Будет тебе войско.

Глава 16

Год 6083 от Сотворения Мира (575 год от Р.Х.). Аквитания. Окрестности Ангулема

Теодеберт с тоской смотрел на поле будущей битвы. Не было сомнений, что для него она станет последней. Люди Сигиберта привели вдвое больше людей, чем у него, и половина его воинства разбежалась, как трусливые зайцы. Крестьяне, что с них взять. Со своим королем остались только франки, для которых бегство было позором, а смерти, как недавние язычники, они не страшились вовсе.

— Эй! — выехал вперед Гунтрамн Бозон. — Сдаваться будете?

В ответ он услышал брань и свист. Некоторые сняли штаны и вертели голыми задницами.

— Да это я так, для порядка спросил! — крикнул герцог. — Тебе, мальчик, — ткнул он рукой в Теодеберта, — привет от дяди. Он не забыл твою клятву.

— Пошел ты! Вместе с моим дядей! — сплюнул Теодеберт, которому едва минуло двадцать. И отдал команду: — Вперед! Умрем, как воины!

— Да! — заорали франки, и пошли за принцем, сомкнув стеной круглые щиты.

Франки метнули ангоны, и пять сотен дротиков нашли свои цели. Кто-то с руганью пытался вытащить наконечник из щита, кто-то выл и хрипел, получив в грудь зазубренное железо, а кто-то лежал на земле и смотрел в равнодушное небо стекленеющим взглядом, пронзенный насквозь. Франки перешли на бег, и метнули топоры. Первый удар был страшен, и они чуть не проломили центр войска. Все же воины, прошедшие множество сражений — не чета лавочникам и ткачам. Бозон метался вдоль войска, пытаясь не позволить смять центр. Там стояли три сотни, что он привел с собой из Кельна. Если строй прорвут, то загнанные в западню франки просто уйдут. Герцог гнал в центр новые и новые отряды, а сам обнимал флангами невеликое войско врага. Скоро они будут в кольце, и их просто переколют копьями. Так вскоре и случилось. Франков задавили числом, из них осталось лишь небольшое число израненных воинов, окруживших своего короля. Нет для германца из ближней дружины большего позора, чем выжить, когда погиб вождь. Не человек он после этого, а лепешка коровья. Многие вешались от позора, приходя домой. Так было и теперь. Теодеберт был цел и невредим, одетый в длинный кольчужный доспех и крепкий шлем, привезенный имперскими купцами из Милана.

— Что, мальчик, не хочешь сдаться? — насмешливо сказал Бозон, который вышел к нему навстречу. — Поедешь к дяде на суд, поплачешь, глядишь, он и не казнит тебя, только волосы обрежет. Попадешь в монастырь, будешь там богу молиться и книжки читать. Не хочешь? Ну, молодец. Есть, значит, яйца. Убить их всех! — заорал он, и в горстку людей полетели копья.

Вечером старый сотник Авнульф, из людей Сигиберта, нашел погибшего принца, которого опознал по длинным волосам, слипшимся от крови. Его раздели догола, как и остальных. Он погрузил тело Теодеберта на телегу, и отвез в Ангулем, где и похоронил за свой счет. Вот так вот никому не известный воин остался в веках, сам о том ведая. А герцог