— Каву будешь пить? — поинтересовался маг.

— У тебя есть кава? — удивился я.

— Знаю твою слабость, взял немного, — усмехнулся Габриэль.

Вот, молодец, господин барон. А я почему-то не подумал, что можно в поход прихватить каву. Не привык к роскоши.

Пока вода закипала, барон успел приложиться к фляжке, а я привел в порядок свой меч, а уже потом переключил внимание на сикль.

— Что за металл? — спросил я.

— Бронза мертвых, — пояснил Габриэль. Рассмотрев мое перекошенное лицо, усмехнулся. — Да ты не пугайся. Металл настоящий, в землю тебя не тянет. А назван так потому, что никто не мог объяснить, что еще к меди примешено. Сиклями давным-давно воевали, когда здесь эльфы с ундинами жили. Тебе повезло, что меч у тебя хороший, иные клинки сикль напрочь перерубает.

— А что за тварюга? Как ты ее назвал — зеназаба?

Маг не ответил, потому что вода в котелке закипела, и он принялся священнодействовать с завариванием кавы. Закончив, с удовлетворением сказал:

— Пару минут подождем, а потом можно пить.

В хозяйстве мага отыскались и чашки. Попивая ароматный напиток (похуже, чем готовит мой брауни, но лучше, чем варю сам) я спросил о главном:

— Так что это за тварюга была?

— Я же тебе сказал — забазена. Их еще ундинами называли.

Ундину я представлял по-другому, посимпатичнее. И, вроде, она водилась не в болоте, а в море, заманивая моряков своими песнями? Или я что-то путаю? Не с сиренами ли?

— Ундины жили в незапамятные времена, — продолжал рассказ маг. — С эльфами враждовали, потом с людьми. И Алуэн Мохнатые Щеки с ундинами воевал. Трудно такую бестию завалить, но кое-как справились. Слышал, что последние забазены в болото ушли, и заснули. Видимо, колдун одну разбудил.

— Получается, колдун жив остался? — вздохнул я.

Габриэль только повел плечами — мол, кто его знает? Подумал, потом высказался:

— Колдуна такой силы сложно убить. Хотя… Все может быть. Возможно, простое совпадение — магическая молния в болото попала, тварь и проснулась. Нас увидела, выползла.

— Выползла … — фыркнул я, вспоминая бешеные прыжки забазены и поинтересовался. — Если есть женщина-лягушка, то должны быть и мужчины? Вылезет какой-нибудь ундин из болота, мало не покажется.

Маг допил свою каву, запил пойлом из фляжки (она у него волшебная, что ли?), потом сказал:

— Ни разу не слышал о мужчинах-лягушках… Может, они сами по себе размножались? Твари не простые, волшебные, все могло быть.

Да уж, все могло быть. Но лучше бы эта ундина в болоте сидела.

Глава пятнадцатая

Кава на завтрак ​

Утро началось скверно. Начнем с того, что я снова проспал. И пусть имелось оправдание — с древней бестией дрался, устал, но объяснение так себе, для убогих. В походе, чтобы вчера не случилось, нужно вставать незадолго до восхода солнца.

Только продрал глаза, как услышал:

— Ваше Сиятельство! Господин граф! Беда!

Орал Генрик. М-да, и чего там стряслось? Ясно, что никто не напал, а иначе бы Гневко разбудил раньше. Гнедой же ходит неподалеку, делая вид, что щиплет траву.

— И чего кричишь? — буркнул я. — Не видишь, что господин граф уже встал, а завтрака до сих пор нет?

— Так там, это самое… — проблеял испуганный Генрик.

— Что, это самое? — перебил я парня. — Волки напали, или коза из болота вылезла? Я тебя по-человечески спросил — где завтрак?

— Так я за дровами ходил, их тута долго искать, идти далеко, а там возчики расшумелись, — принялся оправдываться слуга, — мол, не хотим дальше ехать, хоть убей!

— И всего-то? — хмыкнул я. — А еще что?

— Господин Кестнер с рыцарями их утихомиривают, но они все равно шумят. Хотели до вас идти, но боятся. А господин барон спит еще, всех посылает.

— Боятся, это хорошо, — изрек я. Барон молодец, что спит. Знает, что без него разберутся. Зевнув, сказал Генрику: — Какое твое дело — шумят возчики, или нет? Твое дело меня вовремя накормить. Чтобы через полчаса завтрак был готов. Понял? — Генрик чего-то мялся, пришлось рявкнуть: — Ответа не слышу?!

— Понял, господин граф, — испуганно отозвался слуга и помчался за хворостом. За полчаса он завтрак не приготовит, но пусть будет при деле, а не паникерствует.

То, что мужики начали возмущаться, стоило ожидать. Козе понятно, что им страшно. А кто сказал, что мне самому не бывает страшно? Думаете, весело стоять под ударами молний? Или я плакал от счастья, схватившись с болотной ундиной? Да что там, в старые времена, когда шеренга тяжелой пехоты сходились с вражеской конницей, боялся до колик. Идешь вперед, и боишься. Другое дело, что поддаваться страхам нельзя. Страх, он такая штука — разок поддашься, он после этого с тебя не слезет. А я знавал парочку парней, абсолютно бесстрашных. Они просто не представляли себе, что нужно чего-то боятся. И парни, вроде бы, неплохие, но закончили плохо. Один полез в одиночку драться против конного рыцаря — а тот его стоптал, не заметив, а второй храбрец ринулся в объятый пламенем дом. Добро бы, человека полез спасать, а то кошелек.

Потом, уже задним числом, я понял, что оба бесстрашных и так зажились на этом свете. Обычно, если ребенок к девяти годам не понимает, что нужно бояться бешеную собаку, то до десяти он точно не доживет.

А наша поездка была не просто хренова, а слишком хренова! Изначально все было сделано из рук вон плохо. Где это видано, чтобы в охрану обоза брать одних только всадников? Спрашивается, где лучники, где копейщики?

Эх, Бынтекс-Бынтекс. Моя бы воля, я бы тебя еще раз убил. Но что уж теперь вздыхать, если до конца пути осталось дня три. Сейчас позавтракаю, проснусь, тогда и решим. Иначе, спросонок, попадется кто-нибудь под горячую руку, будет беда, а нам еще через гать идти. Но если Кестнер до сих пор не прибежал ко мне, то справится сам.

Я сегодня жутко не выспался — с бароном болтал, да и не стоило на ночь пить много кавы. Уже зарекался, да не один раз, а все равно, хлещу, как не в себя. Эх, где мой брауни? Вот, сейчас бы чашечка кавы кстати пришлась. Сам не заметил, как сказал вслух:

— Эх, дедушка-домовой, где ты болтаешься?

— Я-то на месте, где положено, а вот где хозяина носит?

Обернувшись на голос, едва не окосел от удивления. На нашей телеге восседал брауни. Наслаждаясь моим изумлением, старикашка сварливо спросил:

— Так чего надо-то, бестолочь?

Кому другому за такие слова я отвесил бы полновесную плюху. А брауни