– Свидание удалось? Стоило твоего времени?

– Поделитесь мудростью поколений: если свидание заканчивается в кабинете лекаря, его можно считать удачным?

– Берт тебя обидел? – во вкрадчивом голосе Рэнсвода прозвучали странные интонации, но я стояла спиной и не видела выражения его лица. Вопроса, кто именно заставил меня вернуться к ночи, у него не возникло.

– Чуть не сломал себе шею на ледяной горке, – буркнула в ответ, внезапно осознав, какими, в сущности, идиотами, наверное, мы кажемся взрослому мужчине. Он уж точно никогда не станет съезжать ни на ногах, ни на заднице с ледяной горы, чтобы просто покрасоваться перед приятелями.

– Вы гуляли в детском парке? – теперь он говорил с откровенным сарказмом.

– Давайте не вспоминать сегодняшний вечер, – с раздражением попросила я и дернула ворот платья, пытаясь застегнуть крючок. – Пережить его дважды мне просто не хватит чувства юмора.

– Согласен, чтобы пойти на свидание с Финистом Бертом, нужно обладать исключительным чувством юмора, – вроде без издевательской интонации, но все-таки издеваясь, хмыкнул Киар.

– Почему вы это сказали?

Я резко развернулась, чтобы обнаружить, что он, сунув руки в карманы брюк, стоит от меня в паре шагов. И смотрит снисходительно! Символы на предплечье выглядели яркими и насыщенными, с воспаленными контурами, словно свежая татуировка.

– Госпожа Грандэ, вы что, намерены поругаться? – с фальшивым удивлением протянул он.

– Финист – хороший парень, а не какой-то… придурок! – бросилась я защищать человека, по которому долгое время сохла. Возможно, вблизи он не тянул на парня мечты, нарисованного в моем воображении, и был самым обыкновенным, но реальность не обязана совпадать с чужими фантазиями.

– Он мне не нравится, – спокойно заявил Киар.

– Главное, чтобы он нравился мне!

– И совершенно тебе не подходит.

– Откуда вам знать, кто мне подходит? Говорят, что противоположности притягиваются, – не задумываясь швырнула я ему в лицо, пожалуй, самое заезженное любовное клише.

– Эта чудовищная глупость обычно и ведет к самым большим разочарованиям. С человеком, которого выбираешь в спутники, надо быть созвучным, – одарил меня Рэнсвод очередной мудростью познавшего жизнь мужчины.

– Поэтому вы живете с рыбками, – фыркнула я. – Они молчат и не раздражают, да?

– Сейчас я живу с тобой, София.

– И это не ваш выбор.

– А чей? – коротко бросил он. – Доброй ночи.

С раздражением Киар схватил с подноса звякнувший графин с крепким алкоголем и, бросив на меня последний выразительный взгляд, вышел из гостиной. За ним сами собой захлопнулись двустворчатые двери.

Грохот, похожий на взрыв шутихи, заставил нас с кошкой съежиться в нервный комок. Рыбки никак не отреагировали, но – уверена! – были по-своему, по-рыбьи, удивлены. А подремонтированная магией картина все-таки не устояла перед силой хозяйского раздражения: съехала по стене на паркет. Правда, заклятие подстраховало, и она не развалилась, как в прошлый раз.

– Дуся, ты видела? – Я подняла злосчастный пейзаж и заботливо обтерла рукавом золотистую раму. – Чуть дверь с петель не сорвал, демон! Не жалко чужого имущества! Хотя, это же его имущество… Но предки ему завещали, а он не ценит. Неблагодарная сволочь!

Теперь у меня появилась личная примета: если Киар Рэнсвод желал доброй ночи, то можно быть уверенной: ночь выдастся паршивой. После встречи на крыше преподавательской башни я не придала значения этому знаку, но теперь окончательно уверилась.

Где-то между горячей ванной и кроватью меня начали грызть муки совести. Стало стыдно и за неожиданное свидание, и за глупую ссору. Я ворочалась на постели, заворачиваясь, как гусеница в простыни, злилась на неудобную позу и горячую подушку, но больше всего – на себя.

Ради успокоения начала выстраивать в голове прочувственную тираду с самыми искренними извинениями и к середине ночи даже мысленно отшлифовала каждое слово. Потом провалилась в сон без сновидений, а когда проснулась ни свет ни заря, не вспомнила совершенно ничего из практически отрепетированной речи.

Пришлось поступить по старинке: приготовить «извинительный» завтрак. Мы всегда так поступали с мамой после ссоры. Тот, кто провинился, с утра стряпал что-нибудь вкусное. У мамы, ясное дело, получалось лучше. В отличие от меня, она готовила так, что пальчики оближешь.

Собственно, я как раз и слизывала с пальцев жидкое тесто для воздушных блинчиков, когда в кухню вошел Киар с коробкой в руках. Он был одет в спортивную форму, которая делала его лет на семь моложе и подчеркивала все то, что предусмотрительно скрывали строгие костюмы… Иначе женская половина нашего потока приходила бы на пересдачи по три раза. Просто из чувства прекрасного, а не из тяжкой необходимости, как избранные таланты, рассчитывающие на безнадежное «удовлетворительно».

Пауза, последовавшая за появлением Киара, оказалась пронзительной. На сковородке скворчали тонюсенькие лужицы блинчиков. Вообще-то, у мамы они получались кругленькие, но мне не хватало сноровки. Мои блины больше всего походили на дырчатые кляксы.

– Я помню, что девушка должна готовить только для своего мужа, но не придумала другого способа попросить прощения. Вчера надо было отправить хотя бы записку. Службу посыльных в академии никто не закрывал.

– Они горят, – спокойно кивнул он.

– Кто? – Я моргнула. – Посыльные?

– Блинчики.

– Вот же химерово отродье! – спохватилась я и вилкой быстро перевернула поджаренные дырчатые лужицы, позорно потемневшие с одного бока. – Надеюсь, вы едите блины.

– Твои точно ем.

– Вы же их еще не пробовали.

– Я полагал, что нельзя отказываться от еды, если ее готовят ряди извинений, – усмехнулся Киар. – Одного не понимаю…

– Чего именно? – Я перевела на него быстрый взгляд. Нет, правда, какая тайна в блинах?

– Почему не омлет? Ты же им каждый день хвасталась.

– Потому что так принято у нас дома. В смысле, не хвастаться омлетом, а после ссоры готовить на завтрак что-нибудь этакое. Блинчики – это почти как высшая магия, только сложнее. Они призваны показать, как мне жаль, – заключила я. – Не стоило вчера огрызаться.

– Но я вел себя как полный кретин.

– А? – От удивления из рук выпал половник, и брызги жидкого теста разлетелись по каменной столешнице.

– В моем доме никто, кроме повара и слуг, не знал, где находится кухня, и в качестве извинений дарили сладкое. – Рэнсвод пристроил коробку на стол. – Я заметил, что тебе не нравится шоколад, поэтому купил пирожные.

– Спасибо, – искренне поблагодарила я.

На первородном языке слова «сладость» и «прощение» звучали одинаково, и в Шай-Эре считалось хорошим тоном извиняться с коробкой шоколадных шариков.