я сбросила его, то испытала облегчение — в душном воздухе оно было слишком плотным. Тонкая сорочка прилипла ко мне, уже становясь влажной, и мне пришлось ее снять. Я начала с первой застежки на воротнике.

— Оставьте это.

От низкого шепота по моей коже побежали мурашки. У меня сжался живот. Я не могла сказать почему, только то, что мое тело настороженно загудело, по коже пробежал шепот уязвимости, за которым последовало что-то еще. Что-то, чего я не должна была чувствовать.

Нет. Я ничего не чувствовала. Это было только мое тело и его потребности. В конце концов, я стояла здесь обнаженной перед привлекательным мужчиной, и мне не разрешали искать удовлетворения больше месяца.

Это было все. Ничего — ничего больше.

Я молча вошла в ванну, и он молча наблюдал за мной.

Температура была идеальной. Жарко, почти некомфортно. Радужный отблеск ароматических масел танцевал на поверхности воды, пока я опускалась дюйм за невыносимым дюймом. Я сделала паузу, чтобы выгнуть спину и спрятать волосы под водой. Как только я полностью уселась, я не смогла сдержать вздоха.

— Тебе хорошо, маленькая птичка? — Его прикосновение прошлось по краю ванны, когда он обошел ее до противоположного конца и опустился на табурет.

— Ты слышал звук, который я только что издала. Ты знаешь, что это так.

Его улыбка не была жестокой или широкой и ослепительной. Эта улыбка была маленькой и довольной, более тихой, более приватной.

— Что ж, ты была хорошим питомцем. Ты заслуживаешь небольшого угощения.

Я почти поблагодарила его, но что-то в его глазах говорило, что он еще не закончил.

— На самом деле, ты заслужила большую награду. — Он окунул кончик пальца в воду, отчего по воде побежала рябь. Его взгляд следил за их продвижением, пока не остановился на мне. От горячей воды, омывающей мою грудь, до ключиц, моего затянутого воротником горла и, наконец, моего слишком теплого лица, он поглотил меня одним взглядом.

— Прикоснись к себе.

Я замерла. Было слышно только, как поднимается и опускается его грудь, поднимающийся пар и мерцающее пламя свечи.

Мне это было нужно. Мое тело затрепетало, просто от того, как его взгляд скользнул по мне. Но он не собирался позволять мне претендовать на эту награду позже, в постели, и не подавал никаких признаков того, что собирается встать со своего места и оставить меня в покое.

— Я сказал, потрогай себя. — Его голос был мягким и хрипловатым, темным, как полутемная комната. — Начни с этих сладких сисек, Зита, как ты делала это в моей постели.

Несмотря на высокую температуру ванны, у меня вернулись мурашки по коже.

Если я не сделаю этого сейчас, кто знает, когда у меня будет еще один шанс? И чем дольше я ходила со всем этим сдерживаемым желанием, тем больше я ловила себя на мысли, что мне интересно, как ощущается его член. Чем больше я думала об этих вещах, тем ближе была к тому, чтобы взорваться и действовать в соответствии с ними в момент сдерживаемого безумия.

Медленно, очень медленно я подняла руки вверх по своей грудной клетке. Каждый вдох поднимал мои груди из воды, оставляя их гладкими и влажными, блестящими от влаги, слегка охлажденными прохладным воздухом.

Он наблюдал за моими успехами, каждый угол его лица был прикован ко мне. Охотничий кот, выслеживающий свою добычу.

Наконец, я обхватила свои груди, позволив соскам проглядеть между пальцами.

Между приоткрытыми губами он испустил долгий вздох. Он кивнул так слабо, что, возможно, не осознавал, что делает это.

Когда я сжала, зажав соски между пальцами, это приподняло меня и заставило его прикусить губу.

— Хорошо, питомец. Приятно ли это?

Я провела кончиками пальцев по тугим вершинкам, мое прикосновение было скользким от масла, покрывающего поверхность воды. Тепло пульсировало во мне, скапливаясь между ног. Даже в воде в ванне я могла сказать, что там собралась моя собственная влага.

— Да. — Удовольствие сорвало мой голос, сделав его низким и хриплым. Я опустила руку ниже.

— Я не говорил тебе останавливаться. Ты должна повиноваться своему хозяину.

Я стиснула зубы, но он только улыбнулся.

— Доверься мне, маленькая птичка.

Я выгнула бровь, и он мрачно усмехнулся.

— По крайней мере, в этом. Оно того стоит. Я обещаю. Ты подчинишься?

Откладывать удовлетворение было бы лучше. Я знала это. И я ненавидела то, что он это делал. Как бы мне ни было больно, я кивнула.

— Да.

— Хорошая девочка. А теперь продолжай.

Поэтому я продолжала дразнить свои соски, дыхание становилось все более грубым, твердым, учащенным под пристальным взглядом принца.

Когда я выступала, внимание публики доставило мне крохотное удовольствие. Я была слишком оцепеневшей для чего-то большего. Но это — его пристальное внимание обострилось до того, что он касался меня так же, как его когти и клыки.… это соответствовало удовольствию от любого прикосновения.

— Вот и все. Я думаю, теперь ты готова, не так ли? Я уверен, что ты совершенно мокрая и изнываешь от желания.

Так и есть. Мой центр пульсировал, нуждаясь и желая. Каждый мускул напрягся. Каждый нерв сосредоточился на верхушке моих ног, удивляясь, почему им так ужасно пренебрегают.

Мне стоило большого труда медленно провести рукой вниз по животу, а не зарываться между бедер. Но с каждым пройденным мной дюймом принц наклонялся на дюйм ближе. Когда я раздвинула ноги, упираясь ими в бортики ванны, он слез с табурета и встал на колени в изножье ванны, оцепенев.

Его взгляд первым коснулся меня, горящий и яркий. Чистая вода без пузырьков позволила ему увидеть все. Он прижался к краю ванны — единственный способ подобраться ближе — это забраться внутрь.

Я сделала паузу, ужасная улыбка растянула мои губы, когда я увидела, что он так поглощен, а затем я позволила своему среднему пальцу скользнуть вниз по моему центру.

Ударные волны поглотили меня, выгибая спину. Поддразнивание сделало свое дело — я была скользкой, и одно это прикосновение заставило меня задрожать, хотя обычно я никогда не получала столько удовольствия так быстро. Я не хотела зацикливаться на том, что еще меня возбудило.

Не тогда, когда он пялился на меня с таким бесстыдным желанием.

Это само по себе было приятно. Очень часто люди, которые просили о приватных выступлениях, как бы извинялись за них. Они хотели меня, хотели секса или щекотки, но также ненавидели себя за это. Их стыд испортил мне удовольствие, как будто мне тоже должно быть стыдно за то, что я делюсь своим телом.

Но мне не стыдно.

Но во взгляде принца ничего этого не было. Я не была уверена, что стыд вошел в его лексикон. Как бы он ни презирал меня, он хотел меня, и его ненависть только усиливала это желание.

Это заставило меня улыбнуться, когда я снова провела пальцем по тому же маршруту, прежде чем скользнуть им внутрь. Тихий звук вырвался у меня при мимолетном входе. Хотя