Джону не нравился открывшийся талант Бена. Вернее, гений Бена. Мальчик попросил расчистить от камней и кустов ровную площадку на западной стороне острова. Там, вооружившись пилой, ножом и молотком, он вырезал из дерева детали и собирал конструкции – удивительные, ни на что не похожие. Некоторые были высотой с человека, другие умещались в Беновой ладони. Одни служили понятным целям – измеряли время, поднимали груз на высоту; назначение других оставалось загадкой. Одни были сравнительно простыми, состоявшими из десятка колёс и пары-другой перекладин; другие походили на плод любви гигантского паука и карусели. Устройства постоянно пребывали в движении: вращались блоки, лопатили воздух крыльчатки, величаво и деловито вздымались рычаги. Площадка со вкопанными в землю механизмами казалась Джону неизведанным лесом. И неизведанность эта пугала.

Самое удивительное – всё двигалось без какого-либо явного источника энергии. Бен говорил, что любая установка приводится в действие пружинами и системами противовесов. Но ни пружин, ни противовесов Джон не видел. Бен говорил, что свои идеи добыл из книг. Но Джон, сколько ни листал учебники и справочники, не мог найти ничего похожего на собранное сыном. Бен говорил, что его машины устроены проще простого. С готовностью пускался в объяснения, показывал руками, рисовал схемы. И Джон внезапно понимал, как всё друг к другу прилажено, как одна деталь цепляет другую и толкает при этом третью, а вместе они образуют на мгновение четвёртую, а та входит в сцепление с пятой – остроумно, легко. Однако эта лёгкость, для постижения которой ему требовалось столько усилий, пугала ещё больше неизведанности.

И притом он не мог, не мог, не мог заглянуть Бену в голову.

Джил тоже боялась. Не механизмов – давно прошло время, когда любая машина у неё вызывала оторопь. Ей было страшно глядеть в будущее. Бен всё чаще жаловался на недостаток знаний, на несовершенство грубого дерева, отсыревающего в дождь и трескающегося на солнце. Жаловался на скуку, на тесноту острова, на краткость светового дня: в темноте много не поработаешь. Ближе к десяти годам мальчик осилил всю школьную науку и стал требовать от Джона университетских книг. Добывать их было делом опасным и трудным. Джил хотела было увязаться Джону в помощь, но тот наотрез отказался. Двоих богов, появившихся разом в Энландрии, засечь гораздо проще, чем одного.

А больше всего Джил боялась штормов. Прежде она никогда не испытывала страха перед волнами. Выходила плавать в бурю, опускалась на глубину и ловила тёплые подводные течения. Теперь шторм стал для неё воплощением всего дурного, что могло случиться с Беном.

Всё оттого, что в девять лет – в свой день рождения – Бен едва не утонул. Расшалился, выскочил из хижины под сыплющие ливнем небеса, добежал, хохоча, до пляжа и прыгнул в прибой. В тот раз Джил успела: почуяла беду, оказалась рядом, нырнула. Спасла. Но навсегда запомнила собственное бессилие перед водой и ветром, перед бегущими секундами, перед равнодушной смертью. Которая всегда рядом, всегда ждёт – и всегда будет ждать. Не Джона и не Джил; костлявой старухе от них слишком мало толку, они почти неуязвимы, у них впереди пять тысяч лет солнечной погоды.

Смерть будет ждать Бена.

С той поры не проходило и дня, чтобы Джил не попросила Джона обратить Бена в бога. Сама не решалась; даже полагала, что скорее навредит сыну. Джон когда-то отправился с ней в Разрыв, смешал собственную кровь с магическими частицами, создал поток волшебного огня – ритуал вышел сложный и пугающий. У Джил не хватило бы смелости его повторить. Но Джону она доверяла безоговорочно. И умоляла проделать то же самое во второй раз.

Джон не уступал ей пять лет кряду. Наделять божественными силами Бена? Пусть не по годам развитого, пусть даже гениального – но ребёнка? Рискованно. Слишком рано.

К тому же, чем старше становился Бен, тем больше странностей в нём проявлялось. Взять хотя бы его «исследования». Как-то утром Джон, зайдя в голубятню, недосчитался одной птицы. Позже он нашёл её, расчленённую и выпотрошенную, на южном берегу острова, там, где обычно закапывали отбросы. Нашёл по сильному запаху: рядом валялись трупы чаек, ящериц, мышей. Все – в таком же состоянии.

Джон и Джил затеяли с Беном строгую беседу. Тот, равнодушно пожав плечами, пообещал больше так не делать. Всё равно, дескать, больше ничего интересного обнаружить не удастся. Он просто хотел узнать, как животные устроены внутри. Так себе устройство оказалось.

В тот же день Джон подумал, что давно не заглядывал к Бену на площадку – и заглянул. Там он нашёл новые механизмы. Уродливые, колченогие, сработанные из дерева звери гонялись за столь же уродливыми, будто из похмельного сна вылетевшими деревянными птицами. Все они двигались кругами, в воздухе стоял заунывный ритмичный скрип. Джон немного постоял, наблюдая отвратительную неживую жизнь. Потом его передёрнуло, и он торопливо ушёл прочь.

Ещё странности? Бен рос очень замкнутым. Всё больше отдалялся от родителей, с тех пор как понял, что те не в состоянии постичь секреты его машин. Завёл обычай часами сидеть на берегу океана, вглядываясь в горизонт. Можно было подойти к нему вплотную и окликнуть – Бен отзывался лишь с третьего-четвёртого раза.

А привычка бормотать под нос! Он постоянно разговаривал с воображаемыми приятелями, когда думал, что Джон и Джил не слышат. Будто бы раздваивался. Играл голосом, делая его то весомым, низким (когда говорил «за себя»), то высоким (когда вступал мнимый собеседник). Спорил, убеждал, соглашался. Придя в гнев, тут же успокаивал себя новыми аргументами. Частенько шутил – и до упаду смеялся над собственными остротами.

Нет, ничего такого, конечно. Одинокий пацан. Видит с малых лет только папу с мамой. Вот и выдумал себе друзей.

Но дать такому божественные силы?..

И потом, никакие божественные силы не защитят мальчика от смерти. Ну, то есть с гарантией. Он по-прежнему сможет утонуть в океане. Разбиться, упав с пальмы. Истечь кровью, поранившись об острую раковину. Разве только болеть не будет. Есть, правда, шанс,