Всё ещё в Хэллоуинском наряде — чёрном платье, красными рожками на голове — Ада первым делом тянется к салфетке, чтобы стереть с губ тёмно-бордовую помаду. И только потом схватилась за дверцу холодильника, потянув её на себя. Выгрузив на стол все нужные ингредиенты, Ада принялась за изготовления простого, незамысловатого бутерброда, который ей обычно делала мама — кусочек хлеба, колбаса, помидор и листик салата. И только Вуд откусила добротный кусок бутерброда, как шорох с дверного проёма заставил её вздрогнуть и тут же поднять глаза. С запихнутыми за щёки смесью хлеба и колбасы, она с широко распахнутыми глазами смотрит на мужчину, отдаленно напоминающего её саму. Всё ещё в рубашке, с закатанными рукавами, он выглядел особенно строго и холодно.

— Ты вернулась поздно.

Никакого яркого осуждения, только леденящий холод голоса. Адалин бегло скользнула глазами по электронным часам на духовке — время и впрямь было позднее. Уже за двенадцать часов ночи, а отец как будто только вышел из кабинета. Он не злился, не негодовал на поздний приход дочери — казалось, ему и вовсе было плевать, но однако же, зачем-то он спустился? Адалин медленно переживала бутерброд, проглотив.

— Да мы… у нас в школе была вечеринка в честь Хэллоуина. Мы потанцевали и не заметили, как пролетело время. Водитель Ника отвёз меня домой.

Холод серых глаз напротив щурится. С отцом всегда нужно было разговаривать чётко. Не дай бог голос дрогнет — и если Эду он прощал такие “ошибки”, то Аде, как наследнице, никогда. И ему можно было даже не срывать на ней своё недовольство. Достаточно было одного взгляда. К счастью для Адалин, она редко контактировала с отцом. По большей части, когда он брал её с собой на работу, чтобы она потихоньку вникала в дела фирмы, но и там они не разговаривали. Отец никогда не интересовался её увлечениями, лишь цыкал и закатывал глаза. Адалин пришлось с боем отбивать возможность посещать музыкальную школу, потому что дома пианино не было, а отец терпеть не мог лишние звуки; она тайно занималась вокалом после школы. Хотя теперь Ада была уверена, что для отца это тайной не было.

Энтони Кеннета Вуда не случайно в прессе считали ходячим куском льда, думающего только о работе. Таким был его отец, его дед и прадед — и он сам считал, что должен быть таким отстраненным. Адалин искренне удивлялась, как мать клюнула на него. Вряд ли дело было в искренней и пылкой любви. Не показывающий чувств ни на людях, ни в домашней обстановке, отец, вероятно выбрал просто самую благоразумную и не пылкую девушку, которая не будет вешаться на него, требовать поцелуи в щёки на людях или чего-то подобного.

Кроме работы для него ничего не существовало, и Адалин это знала наверняка. Бабушка Женевьева — его мать — такой холодной не была. Винила во всё английские корни мужа, его отвратительный характер, а потому покрывала увлечения Адалин вместе со своим младшим сыном, Томасом.

— Неужели не было ничего кроме танцев, Адалин? — его светлая бровь слегка взлетает вверх, а у Ады в момент всё проваливается внутри.

Пение. У них был уговор — её увеличение не должны выходить за стены дома, не должны мешать учёбе. Адалин прикусывает щёку изнутри и медленно сглатывает, прикрывая глаза. И этот уговор она, сама того не осознавая, нарушила.

— Я…, — начала было она.

— Ты же помнишь, Адалин, — ничуть не ласковый голос касается её ушей. — Ничего не должно отвлекать, мешать или перетягивать твоё внимание. Ты должна думать только том, какую империю наследуешь. Никто и ничто не должно мешать тебе, вмешиваться в твою жизнь или колебать твою решимость. Музыка… мешает тебе, — отец отстраняется от дверного косяка, и Адалин неосознанно дёргается, пусть отец никогда и не поднимал на неё руки. — Я разрешил тебе учиться играть на фортепиано под уговоры моей матери и брата. Я закрывал глаза на то, что ты пела свои песенки, пока ты не стала… ставить это превыше всего. У нас есть лицо, Адалин. Лицо, которого мы должны придерживаться, и я не желаю, чтобы ты забывала об этом, исполняя свои песенки на обозрение всей школы. Ты моя наследница. А моей наследнице не пристало занимать свою голову чем-то помимо нашего бизнеса. Не пристало бегать по сцене, истощенно орать в микрофон, срывать голос. Моей наследнице не пристало заниматься таким… низким занятием. Я надеюсь, ты поняла меня, Адалин. И впредь этого не повторится.

Энтони сжимает челюсти так, что его скулы чётко проступают в полумраке кухонного света. Ада опускает взгляд на свои ноги, жмурится, пристыженная. Когда она пела или играла, груз ответственности не сдавливал её хрупкие плечи. Она не думала о строгости взгляда отца, не думала о том, что ей совершенно не нравится заниматься этим бизнесом. Признаться, Адалин терпеть не могла сидеть в этом стеклянном офисе, рассматривать проекты будущий зданий и слушать многочасовые доклады. Её тошнило только от одной мысли, что ей придётся провести так всю жизнь, уподобляясь собственному отцу.

— С этого дня, никакого вокала и занятий на фортепиано.

Всего одно предложение, а у Адалин уже закружилась голова и резко подурнело. Она распахивает глаза, поднимая голову на собирающегося уходить Энтони.

— Но отец! Я же… я не могу без всего этого!

Бутерброд остался лежать на столе, пока Адалин решительно выступила вперёд, своим голосом заставив Энтони тут же замереть. Он не стал кричать, лишь слегка повернув голову в сторону, чтобы скользнуть укоризненным взглядом по дочери.

— Я всё сказал. Возвращаться домой будешь только со своим водителем. Он проследит, чтобы ты не занималась чем-то подобным после школы. Я не допущу, чтобы моя дочь опустилась до уровня певичек, — его губы вдруг кривятся в явном отвращении. — С этого дня, я более пристально прослежу за тобой лично, Адалин. И позабочусь о том, чтобы твоё свободное время было занято чем-то… более полезным.

Адалин набрала в лёгкие воздух, но так и не сказала и слово. Покорно опустила голову, пока слёзы обожгли глаза. Пришлось сжать губы, чтобы не разрыдаться прямо тут — отец терпеть не мог истерик. И если бы она прямо сейчас подняла голову, то в темноте дверного проема увидела бы ещё одну светлую голову. Довольного донельзя Эдварда, который не мог сдержать жестокой улыбки.

Июнь, 2020 год.

Россия, Санкт-Петербург.

События никогда не оставляли Илью Стрелецкого. Мигая жёлтыми огнями, когда он притормаживает на