– Уважаемый Хабау, – обратился к нему Аба-Анер. – Для чего тебе этот нераспустившийся бутон? Недостойно седовласого мудреца…

– А ты помалкивай, юнец! – перебил его Хабау. – Я охраняю мою собственность, и это не твоё дело.

– Кафи – не твоя собственность, – отреагировала Иринефер. – Уходи отсюда, харап.

– Осталось всего две декады до джаджата, который отдаст мне её! – уверенно сказал Хабау. – Итак, где она?

В этот момент из дома вышел Саф. Он очень похудел, был бледен и едва стоял на ногах. На лбу его выступила испарина. Он опёрся на стену дома и спросил, указывая на Хабау:

– Чего хочет этот человек?

– Он требует Кафи за то, что лечил тебя, – ответила Иринефер.

– Лечил меня? – вспылил Саф. – И как? Успешно?

Кровь ударила ему в лицо, он побагровел и уставился на Хабау.

– Я умирал, пока не пришёл вот этот молодой харап, сын моего старого друга! – воскликнул он, показывая рукой на Аба-Анера. – Это он меня лечил, а ты шарлатан! И ты ещё претендуешь на мою дочь?! Наглец, старый развратник, вон из моего дома!

Хабау был подавлен этим напором, он рассчитывал, что легко запугает Иринефер и детей. То, что Саф смог не только встать, но и вступил с ним в перепалку, стало для него неприятным сюрпризом. Но помолчав немного, он пришёл в себя, приосанился и ответил с достоинством:

– Ты бы умер, если бы не мои шабти, Саф. Я заговорил их, и всё это время они, а не этот юнец, – он, не глядя, махнул в сторону Аба-Анера, и тот покраснел от обиды, – лечили тебя.

– Твои шабти? – растерянно переспросил Саф.

– Мои шабти! – подтвердил Хабау. – И я буду так добр, что оставлю их в твоём доме до тех пор, пока ты не вылечишься полностью. Но за всё надлежит платить, и этой платой будет твоя дочь!

Саф посмотрел на Аба-Анера. Тот кивнул головой.

– Конечно, шабти наверняка помогли в лечении, – подтвердил он. – Опытные харапы говорят, что от них больше пользы, чем от настоев… Но и я тоже с утра до вечера читал хекау и совершал другие действия, чтобы вылечить тебя.

– Твои хекау бесполезны, – отмахнулся Хабау. – От тебя пользы не больше, чем от неё! – и он посмотрел на Иринефер.

Аба-Анер опустил глаза и стоял, понурившись. Иринефер вспыхнула от гнева.

– Ты всё лжёшь! Только когда Аба-Анер взялся за лечение, мой муж стал поправляться. А твоё лечение не приносило ничего, Сафу становилось хуже с каждым днём.

– Ты ничего не понимаешь, женщина, – ответил Хабау. – Но чтобы ты убедилась в действенности моего лечения, я заберу свои шабти, и ты поймёшь, кто здесь лекарь, уже к завтрашнему вечеру!

С этими словами Хабау перешагнул порог дома и направился в спальню. Когда Иринефер вбежала в комнату следом за ним, он стоял у изголовья постели. Следом, тяжело дыша, вошёл Саф.

– Хабау, – обратился он к харапу. – Пусть это ты меня лечил, но почему ты хочешь забрать у меня именно дочь? Я готов расплатиться с тобой чем угодно, оставь её в покое.

– Десять дебенов серебра, – сказал Хабау. – Такая наложница стоит не меньше. Но я готов пойти тебе навстречу – отдашь мне восемь дебенов и твоя жена будет кормить меня до следующего урожая.

– Восемь дебенов серебра? – спросил Саф. – Да где же я столько возьму?

Хабау развёл руками.

– Тогда отдашь Кафи.

Он собрал свои статуэтки и направился к выходу. Иринефер и Саф провожали его тяжёлыми взглядами. На пороге Хабау обернулся:

– С сегодняшнего дня, Саф, тебе будет всё хуже и хуже. И никто не поможет тебе! Отдашь мне дочь— поправишься. Нет – умрёшь!

И он ушёл.

Саф обречённо посмотрел ему вслед, вернулся в спальню и, кряхтя, забрался на постель.

– Что-то я устал, – пробормотал он и почти мгновенно уснул.

Аба-Анер, подошедший, когда Хабау ушёл, сказал:

– Пусть он спит, а я останусь читать хекау.

Иринефер спросила:

– Аба-Анер, скажи – Хабау сказал правду? Это, действительно, его статуэтки лечили?

– Да, – сказал Аба-Анер.

– А как же теперь?

– У меня пока нет своих шабти, – сказал Аба-Анер. – На это нужны годы… Но я буду делать всё остальное настолько хорошо, каксмогу.

Иринефер покачала головой.

– Мне не нравится, что он вошёл в дом впереди нас… Как бы он не…

Она замолчала, посмотрела на Аба-Анера и вышла из комнаты. Уже в коридоре она услышала бормотание – это Аба-Анер начал читать хекау.

На следующий день Сафу стало хуже – слова Хабау стали сбываться немедленно. Его снова охватила лихорадка и начались судороги. Утром он не смог открыть глаза, так как они загноились. Губы запеклись, всё тело было покрыто потом, и от Сафаисходил жар, словно от очага. Иринефер, Кафи и Аба-Анер по очереди протирали его тело влажной тканью, чтобы охладить, Аба-Анер почти непрерывно читал и подавал настои, но всё было напрасно. К вечеру кожа пошла волдырями, которые, лопаясь, распространяли вокруг неприятный запах. Аба-Анерделался всё мрачнее. За ужином онобвёл взглядом Хеси, Кафи и Иринефер и сказал:

– Я сегодня останусь с ним в комнате. Буду всю ночь изгонять духов болезни… И мне нужна будет твоя помощь, Хеси, – он посмотрел на старшего сына.

– Моя? – удивился Хеси. – Да что я могу сделать? Я не знаю, что делать.

– Я всё покажу, – кивнул Аба-Анер.

По лицу Аба-Анера Иринефер поняла, что происходит что-то ужасное, но не стала ничего спрашивать, боясь узнать неутешительные новости. Всю ночь она не сомкнула глаз, прислушиваясь к происходящему в комнате Сафа, но слышала только шорохи, невнятный шёпот и изредка бормотание Аба-Анера, читавшего хекау.

Утром она наконец задремала, но тут к ней вошёл Хеси и сказал, что Саф умер. Иринефер вскочила и побежала в комнату мужа. Саф лежал на постели, глаза его были открыты и неподвижны.

– Где Аба-Анер? – спросила она у Хеси.

– Он ушёл, – сказал Хеси.

– Как ушёл? И даже не сказал мне ни слова? Ну что ж… Надо думать о погребении, – Иринефер едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.

– Абу-Анер сказал, чтобы Сафа погребли в гробнице его семьи, и указал мне место.

– Зачем? – спросила Иринефер. – У Сафа есть собственная1… мы давно её готовили.

Хаси повторил:

– Именно в его гробницу. И он особенно настаивал, – Хеси внимательно посмотрел на Иринефер, – чтобы тело положили туда как есть, не высушивая…

– Да как же… – начала было Иринефер.

– Аба-Анер сказал, что тело останется в полной сохранности, пока он не вернётся. И ещё он приказал не замуровывать погребальное помещение…

– Что же это будет за погребение? – возмутилась Иринефер.

– Аба-Анер сказал, что мы всё сделаем, когда он вернётся.

Хеси вовсе не выглядел убитым горем. Даже тени скорби не было на его лице. Он вёл себя так, как будто отец спит и вот-вот проснётся.

– Ты мог бы хотя бы притвориться, – укоризненно сказала Иринефер сыну.

– Зачем? – удивился Хеси. – Итеф пойдёт в Дуат, его земные горести