было видеть, как та перессорилась с родными сёстрами, а также ожесточённо судилась с племянницей Морселлой из-за неясно какой суммы денег Антонио на его банковском счёте. А вдруг в действительности там настолько ничтожная сумма, что даже не стоило из-за этого затевать всю эту мышиную возню?! Да и не факт, что доставшихся ей от Тото денег достаточно, чтобы Юля могла жить, ни в чём не нуждаясь. И, главное, никогда уже больше не работать: женщина не раз заявляла Евгению, что она так натрудилась за свою жизнь, что никогда, ни при каких обстоятельствах не станет работать вновь.

Юлия считала, что Бог, видя, как сильно она страдала от безденежья в своё время, решил достойно вознаградить её за перенесённые лишения. Теперь у неё нет недостатка в греющих душу купюрах; обладание большим количеством ассигнаций делает её сильнее и увереннее в своих силах. А главное же в том, что она никогда и ни у кого ничего не будет просить!

Глава 19

Она в Москве – впрочем, как и повсюду – с нетерпением ожидает наступления утра. Вечером спешит лечь пораньше, тайком от Жени приняв снотворное. Он, кажется, уже начинает догадываться, что она плотно сидит на таблетках. Временами пристально всматривается в зрачки её глаз, пытается вечерами незаметно наблюдать за её движениями, поведением.

Понятно, что Евгений за время работы в прокуратуре насмотрелся на разных там наркоманов и может их распознать. Чтобы не вызывать у него подозрений, Юлия решила полностью отказаться от приёма снотворных препаратов. Однако не учла, что полный и внезапный отказ от снотворного после многолетнего приёма вызовет у неё неприятные ощущения. Врачи это ещё называют синдромом отмены снотворных препаратов.

В один из вечеров, когда они уже легли спать, с Юлией стали происходить ужасные вещи: судорогой сводило ногу, дрожали веки и руки, мучила рвота, участилось сердцебиение, появились сильная головная боль и повышенная потливость. Жене не составило труда сообразить, что у подруги абстинентный синдром. Деваться некуда, пришлось рассказать Жене о своём болезненном пристрастии.

Юлия призналась, что начала принимать снотворные препараты ещё в двадцать три года. После того, когда родила сына, была молодой и неопытной. Когда ещё не знала, как следует ухаживать за новорождённым и как можно выкроить время на отдых, чтобы поспать и восстановить силы. Мама её давно умерла, других же опытных женщин, кто мог бы подсказать, помочь молодой женщине в уходе за ребёнком, рядом не оказалось. Почти всё время, ухаживая за ребёнком, Юля находилась на ногах, пребывала в возбуждённом состоянии, спала мало и урывками. И, как следствие всего этого, в какой-то момент почувствовала чудовищную усталость. Чтобы успокоиться и заснуть, приняла снотворное. Лекарство помогло. Так и повелось с тех пор, она стала принимать таблетки.

Юлии за всё время лишь однажды удалось прекратить приём снотворного. После приезда в Италию она первые четыре года вообще не принимала снотворные препараты, засыпала без лекарств. Однако потом у неё нарушился сон, и она вновь стала принимать таблетки. Конечно, она лжёт, когда объясняет так причину возобновления ею приёма лекарств. Сказать честно, в первые годы пребывания в чужой стране она просто боялась принимать таблетки. Когда же освоилась в Италии, то посчитала, что ничего ей не мешает вернуться к старой привычке.

Находясь в России и узнав о смерти сына, Юлия получила психическую травму: что-то случилось у неё в голове, перекорёжило её всю, вывернуло наизнанку. Она не могла произнести ни слова, не издать ни звука. Не понимала, что происходит вокруг, не различала лица людей в белых халатах, временами заглядывающих ей в глаза с фонариком. Её словно с головы до пят окутало снежное безмолвие, в пронзительной тишине она порывалась сообразить, где находится и какой сейчас на дворе год, месяц и день. Пройдя курс лечения в России, она продолжила наблюдаться у врача и после своего возвращения в Италию. Местный доктор прописал Юлии эффективный, по его мнению, снотворный препарат. С того времени она ещё сильнее подсела на лекарства. И уже больше не могла даже представить себе, что сможет когда-то заснуть, не приняв снотворное на ночь.

Евгений был озадачен, он отказывался принять тот факт, что у Юли многолетняя лекарственная наркотическая зависимость. Наркоманы всегда вызывали у него брезгливость и отвращение. За всё время работы в прокуратуре Женя старался по возможности избавлять общество от них, в особенности не церемонился он с теми, кто сбывал наркотики. Ему было ясно как божий день, что все эти продавцы зелья очень опасны для общества, а поэтому следует их без тени сомнения давить как тараканов. Причём жёстко, не испытывая угрызений совести в правильности такого шага. Правда, как-то раз жизнь подвергла его серьёзному испытанию в вопросе, вправе ли наркосбытчик рассчитывать на снисхождение. А дело было так.

Он расследовал уголовное дело в отношении 68-летней цыганки Марго. У матёрой сбытчицы наркотиков имелся большой выводок детей, внуков, правнуков, а также праправнуков. В цыганской общине она пользовалась непререкаемым авторитетом. Сам цыганский барон хлопотал за Марго; к кому он только не обращался за помощью. Вышел он и на Евгения. Пообещал Жене квартиру в центре и «Мерседес» в случае, если он изменит меру пресечения Марго с заключения под стражу на подписку о невыезде. Хитрый барон всё рассчитал – молодому следователю с неработающей женой и маленьким ребёнком будет сложно устоять от великого искушения решить разом свои насущные житейские проблемы. Барон, конечно же, догадывался, что Евгению часто поступают подобные предложения, но он не мог предположить, что у следователя так быстро выработается к ним стойкий иммунитет. Женя без колебаний отказал барону в просьбе. Евгений ни капли не сомневался в том, что если изменить меру пресечения и выпустить Марго из изолятора, то старуха немедленно скроется, заляжет на дно.

Казалось, это вся история, но вот только события развивались таким образом, что Марго заболела и через три дня умерла в следственном изоляторе. Известие это ошеломило Женю, он переживал и мучил себя вопросом, а нет ли его вины в смерти бедной женщины. Ведь выпусти он Марго из изолятора – наверняка она бы ещё пожила. Однако тут свои нюансы! На одной чаше весов пожилая цыганка, имеющая букет хронических заболеваний и находящаяся в суровых тюремных условиях, и ему чисто по-человечески жаль её, на другой – эта женщина опасна для общества, наркотиками торгует, детей на них подсаживает. Какое из этих обстоятельств важнее, следует ли учитывать каждое из них и пытаться совместить сострадание и гуманизм со