— Ты могла спокойно мне сообщить, что беременна. Да, я удивился бы, но мы оба решили бы, что делать. Вместе! Но что ты сделала вместо этого? Ворвалась в мой кабинет как фурия, накричала на меня и сбежала, ничего толком не объяснив. Это неправильно, неконструктивно, Снежана.

Неправильно. Неконструктивно…

А впрыскивать в кого-то свою сперму, даже не удосужившись предупредить человека, — это правильно? Или конструктивно? У меня ведь даже шанса не было понять, что он мне сделал ребенка, и вовремя принять меры. Теперь только и остается — либо аборт, либо рожать. И то и другое, мягко говоря, не ахти какие варианты. Я чувствую себя так, будто он втихушку использовал меня как свиноматку.

— Считаешь, ты все сделал как надо? — вскидываю взгляд на него. — Оставил во мне семя и даже не предупредил! Это дико безответственно, это… За гранью просто! Ты не понимаешь, что ты сделал своим поступком? Ты сейчас вынуждаешь меня стать матерью одиночкой, ты…

— Ты не будешь матерью-одиночкой, потому что ты выйдешь за меня замуж, — говорит он со всей серьезностью.

При этом смотрит на меня так, будто его предложение — это нечто само собой разумеющееся. А я — дура, что не догадалась об этой очевидной вещи.

— Ха… — Это все, что я могу из себя выдавить.

После того как Барсег объявил, что я выйду за него замуж, у меня в голове будто ступор. Я разное услышать ожидала, но все же не такое.

— Это твой ответ? — он хмурит брови.

Из меня начинают выплескиваться эмоции:

— А ты что, задал какой-то вопрос? Ты явился ко мне незваным гостем и как само собой разумеющееся сейчас заявляешь, что я выхожу за тебя замуж. Ты не задал никакого вопроса, Барсег!

— Тебе бы все придираться к словам, — рычит он. — Подумаешь, не так спросил…

— Барсег! — Моя нервная система не выдерживает. — Я надеюсь, по поводу женитьбы ты сейчас пошутил!

Надо видеть, как перекашивает его лицо.

Он впивается в меня злым взглядом и спрашивает:

— Я похож на шутника?

При этом дышит часто-часто, прямо как бык перед тореадором. Готов к яростному спору со мной.

Я нервно сглатываю, пытаюсь сообразить — он и вправду серьезно сказал про брак? Ну глупость же! После всего…

Видимо, по моему молчанию он понимает, что я, мягко говоря, ошарашена перспективой выйти за него замуж.

Барсег цокает языком, наклоняется чуть вперед и спрашивает:

— Ты умная женщина или нет?

— Ты о чем? — я снова сглатываю.

Он продолжает деловым тоном:

— Если умная, ты сейчас внимательно меня послушаешь и сделаешь, как я сказал. Засунешь непомерную гордость в задницу и пойдешь мне навстречу. Согласишься расписаться и переедешь ко мне. Со временем разберемся, как будем дальше жить. Я приму тебя с ребенком, обеспечу, а ты в ответ станешь образцовой женой, идеальной матерью, такой женщиной, какой я хочу тебя видеть. Ты получишь мою фамилию и все, что к ней прилагается. Что молчишь, Снежана? Так ты умная женщина? Или чересчур гордая?

Гордость? Он думает, дело в гордости? Он ненормальный.

— А что на это скажет твоя невеста, Барсег? — я издаю нервный смешок. — Или ты вышвырнешь ее из жизни так же легко, как в свое время вышвырнул меня? Ты хоть представляешь, как это больно, когда любимый человек так тобой разбрасывается? В тебе хоть что-то человеческое есть или тебе настолько плевать на других людей?

Естественно, я говорю про себя и про свою боль, которую испытала пять лет назад. Отголоски той жуткой боли до сих пор меня преследуют. Я ведь никогда не забуду того, что он со мной сделал. После всего мне дико слушать про его желание жениться. Потому что не может нормальный мужчина пять лет назад вытереть об тебя ноги, а потом ожидать, что ты побежишь за него замуж по щелчку пальца. Или по нежелательному залету.

— Да нет никакой невесты! — вдруг рявкает Барсег. — Неужели ты до сих пор этого не поняла?

Сижу, хлопаю ресницами, соображаю, к чему это он.

— Как это нет? А фото? — Эти вопросы буквально выпрыгивают из меня.

— Это просто фото одной из девушек, которых мне сватала мать. Я ее даже не видел никогда, — хрипит Барсег. — Ну? Успокоилась? Теперь мы можем поговорить конструктивно?

Вторая информационная бомба на мою бедовую голову за сегодня. Точнее, даже третья! Первая — беременность, вторая — предложение Барсега, и вот на тебе, Снежана, еще, а то мозги до этого были не совсем в кашу.

Но я совру, если скажу, что не испытала некоего облегчения от его слов. Не знаю, правду он говорит или нет, но одинокий Барсег гораздо предпочтительнее, чем Барсег помолвленный. Вот только…

— Барсег, ответь, — прошу его сдавленным голосом. — Зачем ты соврал мне про помолвку? Чтобы больнее сделать, да? Чтобы унизить? Показать, насколько я мало значу в твоей жизни? Ты вправду думаешь, что после такого я побегу за тебя замуж, что ли?

— Достаточно, — рявкает он. — Голову включи, а эмоции выключи. У тебя что, много вариантов, я понять не могу… С работы она уволилась, квартиру снимает беременная. Да тебе хвататься надо за шанс, который я тебе даю! Ты должна родить моего ребенка в достойных условиях, я тебе их предлагаю. Ты хоть подумала над тем, сколько всего надо для моего сына? Ты своей головой хоть прикинула, что к чему? Я — твой единственный вариант на нормальную жизнь!

В этот момент меня накрывает окончательно. И вправду, кто я такая, чтобы воротить нос от великого Барсега?

— А с чего ты вообще решил, что я стану рожать тебе этого ребенка? Вот с чего? Я разве сказала, что решила рожать?

Я говорю это на голых эмоциях, буквально захлебываюсь возмущением, хотя до конца сама не верю в то, что несу.

А Барсег вдруг замирает. Лицо его делается каменным.

После моих резких слов он смотрит на меня, как на самку таракана, — с ненавистью и пренебрежением.

Резко чеканит:

— Только мне покажется, что ты уже достигла дна, как ты стучишь снизу… Ты сейчас в очередной раз пробила дно, Снежана! Последний… Всякому терпению есть предел.

С этими словами он встает