На лице Наима проступили пятна злости, но Эрдэнэ добил его, притворно изумившись:

– Подожди-ка… или всем этим тебя наградила природа? Ох, парень, на твоем месте я бы тоже был на нее обижен. Что поделать, раз уж я уродился куда миловидней тебя? Можешь даже еще пару раз назвать меня чудищем. Если тебя это успокоит, то разрешаю.

Кто-то хрюкнул от смеха, пока Наим с обидой глотал ртом воздух и все больше краснел. Эрдэнэ, подмигнув мне, гордо направился к хлипкой двери, заботливо прислоненной к проему. Галиб издевательски пихнул Наима в бок, и все мы нестройной гурьбой потянулись следом. Беркуты забрали с собой нехитрые пожитки, значит, возвращаться в лачугу уже никто не планировал.

– Да кто он такой вообще? – услышала я бурчание Наима.

– Он спас Амаль Кахир из плена Айдана. Будь ему благодарен. А еще это полудемон, так что держи язык за зубами, если не хочешь, чтобы тебя на лоскуты порвали трупы, которыми он повелевает, – осадил солдата Ансар, и тот наконец опасливо заткнулся.

За стенами завывал ветер – обычная приморская зима. Снег здесь еще наверняка ни разу не выпадал, и после завьюженного Белоярова все вокруг казалось слишком черным, неправильно черным. Фонарей на узкой грунтовой улочке не водилось и в помине, да и окна в двухэтажных каменных домах темнели ночным покоем. Мы оказались слишком далеко от гомонящего центра портового города. Пусть мне не приходилось бывать в Мореславе, но я не раз слышала, как весело здесь пролетают ночи. Поговаривали, путаны зазывали моряков в свои объятия прямо на пристани, игорные дома процветали на плодородной почве, подпитываемые деньгами моряков со всего света, а в Квартале кривых дорожек ни на миг не утихала жизнь.

Я следовала за Ансаром по подмерзшему грунту, спасаясь от ветра теплым кафтаном и пряча в него нос. Уши мигом заледенели, а короткие волосы уже совсем не защищали от холода. Я бы даже намотала на голову тот самый платок, в котором ходила к цесаревичу, но он остался в Белоярове. Что за насмешка судьбы? Впервые в жизни решила покрыть голову, но все вокруг оказалось против дурацкой затеи. Не покрывала двадцать лет, нечего и начинать.

Мы петляли между улицами, двухэтажные дома сменялись маленькими лачужками и бараками. Вокруг висела темнота хоть глаз выколи, а в воздухе не ощущалось и намека на морской запах. Только ветер и волнение от предстоящей встречи.

Наконец Ансар остановился у плохонького деревянного забора, окружавшего небольшую хибарку, в которой тускло светилось единственное мутное окошко. Из старой печной трубы струился дымок, исчезая в ночной мгле. Рядом примостились четыре таких же неприметных домика. Совсем неподалеку, у подножия утеса, на котором теснились дома, шумело зимнее море. Его шум казался мне пульсом самой земли и моим взволнованным сердцебиением.

Ансар потянул на себя жалобно скрипнувшую калитку и посторонился, пропуская нас. От стены дома почти незаметно отлепились две тени и замерли в ожидании. По очертаниям я различила Беркутов в их знакомом обмундировании. Как они не продрогли на таком ветру?

Стоило нам приблизиться, оба почтительно поклонились мне, и один из них пробасил:

– Мать и дочь дом не покидали – мы проследили. Вели себя тихо: сидели за столом и пили какой-то травяной чай. Надеюсь, что в самоваре и вправду чай, а не какое-то зелье, которое позволит им ускользнуть.

– Главное, чтобы им не опоили нас, – фыркнула я и с силой постучала в дверь.

Хлипкое дерево затряслось под моим кулаком. До чего же дряхлым был весь дом, от печной трубы до скамейки у входа! За дверью послышались торопливые, но шаркающие шаги. Не прошло и нескольких мгновений, как скрипнул засов и передо мной предстала девчонка лет одиннадцати-двенадцати – до того худенькая, что кости на острых плечиках проглядывали даже сквозь шерстяной платок, в который она завернулась. На ногах у девочки красовались пугающе широкие стоптанные башмаки, а из-под платка проглядывал подол простенького черного платья. Ее светло-русые волосы длиною до лопаток волнами рассыпались по спине и плечам, упали на лицо, однако девчонка и не подумала убрать их. Она во все глаза таращилась на меня, пока из дома не раздался мягкий женский голос:

– Диша, впусти гостей.

Я припомнила слова Герша, что девочка не растет, оставаясь ребенком годы напролет, и невольно задалась вопросом, сколько же ей лет. Судя по заинтересованному взгляду, задержавшемуся на лице Эрдэнэ, она уже давно выросла. Он потеснил меня, первым войдя в дом, и осмотрелся. Я хмыкнула, но перечить не стала. Беркуты окружили меня, закрывая обзор своими затылками.

Дом изнутри оказался таким же старым, как и снаружи. Большая печь дарила мягкое тепло, отчего волчий вой ветра послышался вдруг далеким и ненастоящим. На окнах висели простенькие занавески, вышитые вручную, а стол украшала такая же расшитая скатерть. Под потолком висели пучки засушенных трав. Надо же, до чего похоже на дом Мауры в сердце Нечистого леса!

На хлипком стуле величественно восседала худощавая женщина лет сорока с лишним. В ее темно-русых волосах, собранных в аккуратный пучок на затылке, серебрилась седина. Лицо уже тронули морщины, хотя в молодости Геулу наверняка считали красивой. Где же уродства, дарованные магией волхатов? Я их так и не разглядела… разве что мудрость в глазах. В них, казалось, затаилась вековая печаль. Наверное, таким пронзительным взглядом не обладал даже Эрдэнэ.

Геула поплотнее запахнула такой же шерстяной платок, как у дочери, и кивнула мне на стул напротив. Я села, куда пригласили, и произнесла:

– Вы просили меня прийти, и я пришла. Мои солдаты объяснили вам суть дела?

– Я прекрасно понимаю, для чего мы с Дишей вам нужны. Герш всегда казался мне слишком помешанным на возрождении Аждархи, чтобы не добиться успеха. Они с вашим отцом нашли друг друга – два одержимых человека. Я хотела поговорить с вами, чтобы понять, одержимы ли вы так же.

– А если нет? – Я изогнула бровь и сцепила руки в замок. Сердце колотилось бешеной дробью. – Что, если я не поддерживаю одержимость отца?

– Тогда нам есть о чем поговорить. Если бы мне показалось, что вы помешаны на Аждархе и власти, которую он может даровать, выгнала бы вас вон.

– Вы же понимаете, что мы не ушли бы просто так?

– Можете делать с нами все что угодно, Амаль Мансур. Хоть убейте. Загвоздка в том, что для ритуала нужна добровольно отданная частица силы. Людей обмануть можно, древнюю