отправиться немедленно, то можно вообще не выбраться из леса, не говоря уже о том, чтобы найти лагерь.

Впервые за все это время она пожалела, что рядом нет Коди. Сейчас ей так нужны были его сила, уверенность, ловкость… ей нужен был он сам.

Она взяла мальчика за руку, и они пошли вперед.

— Показывай дорогу, Бобби.

Не успели они пройти и десяти ярдов, как тьма сгустилась настолько, что не стало видно ничего, кроме земли под ногами.

— Подожди, Бобби, у меня в седельной сумке есть фонарик, — сказала Шелби, добавив про себя: «Слава Богу!»

Это был крохотный фонарик-ручка, и давал он лишь тоненький лучик света, но лучше что-то, чем ничего.

Она освещала им путь, но все вокруг по-прежнему оставалось черным-черно. Они шли среди огромных деревьев, и воздух постепенно заполнялся шорохами и голосами ночных животных. Какая-то длинная тень метнулась в сторону от луча фонарика и затаилась в темноте.

Бобби встал как вкопанный, Шелби шарахнулась в сторону, а Леди попятилась и захрапела. Шелби бросилась к мальчику, стремясь защитить его от возможной опасности, и уронила фонарь. Он упал, отскочил от земли, перевернулся в воздухе, снова упал… и погас. Вокруг них сомкнулась непроглядная тьма.

— О нет! — в отчаянии вскрикнула Шелби, падая на колени и лихорадочно ощупывая мягкую, усыпанную сосновой хвоей землю. — Господи, ну где же он?

— Мисс Шелби, мне страшно, — всхлипнул Бобби.

Она пыталась найти нужные слова, чтобы утешить, подбодрить его, но тщетно. Она сама была слишком напугана.

Ее руки шарили в темноте по земле, и сухие хвоинки впивались ей в пальцы. Один раз, не выдержав внезапной боли, она вскрикнула, чем испугала Бобби еще сильнее, и теперь продолжала поиски, прикусив губу.

Где-то у них над головами глухо заухала сова.

— Мисс Шелби! — дрожащим голосом позвал ее Бобби.

— Я здесь, малыш. — Ее пальцы нащупали наконец фонарик, и она с облегчением вздохнула: — Слава Богу!

Фонарик не зажигался, и ей пришлось несколько раз встряхнуть его, прежде чем на землю снова упал слабый луч света.

— Ну вот, теперь мы можем идти дальше. — Она протянула мальчику руку, и его тонкие пальчики цепко схватили ее.

— Джейн где-то здесь. В темноте сразу не разберешь.

— Джейн? — Шелби буквально застыла на месте: так здесь еще один ребенок?

— Моя лошадь. Ее зовут Джейн.

— А, понятно, — вздохнула она, чувствуя себя круглой дурой.

Но кому же пришло в голову назвать лошадь Джейн? У животных должны быть достойные их имена. Когда они с Кэти были маленькими, именно она, Шелби, всегда давала имена их домашним любимцам. Щенка ирландского сеттера, которого однажды летним вечером принес им отец, она назвала Задирой; далматинский дог стал Герцогом, а черный пушистый кот — Бойцом. Вспомнив его, Шелби улыбнулась. Он оправдывал свое имя: не проходило и недели, чтобы они с матерью не врачевали его раны и царапины.

— Вот она! — крикнул вдруг Бобби и, выпустив ее руку, побежал вперед, где у куста стояла лошадь, мирно дожевывая пучок травы.

Бобби отвязал ее от ветки и выжидательно посмотрел на Шелби:

— Меня надо подсадить.

— Да, конечно. — Она подошла к нему и, сцепив пальцы, сделала «ступеньку». — Готов?

— Ага.

Бобби поставил на «ступеньку» ногу, оттолкнулся от земли; в тот же момент Шелби подняла сцепленные руки, и он оказался на спине Джейн.

Она вернулась к Леди и тоже села в седло. На какую-то долю секунды ею овладело сомнение — а не проще ли остаться здесь и дождаться, пока их найдет Коди? Но девушка тут же отказалась от этой мысли. Она сама найдет дорогу в лагерь. Она должна. Иначе потом никогда не сможет смотреть Коди в глаза.

— Я поеду впереди, а ты следом за мной, — сказала она Бобби. — И не вздумай снова потеряться, договорились?

Шелби повернула Леди, и они начали свой обратный путь, надеясь лишь на удачу и тусклый свет крохотного фонарика.

Ее руки дрожали, где-то внутри шевелился страх, а мурашки, бежавшие по коже, трудно было объяснить одной лишь ночной прохладой.

— Далеко еще, мисс Шелби? — поинтересовался Бобби.

— Нет, уже скоро, — солгала она, полагая, что вот-вот они должны выехать из соснового леса. За ним — луг, потом тополиная роща… Но почему же этот чертов лес не кончается? Ею начала овладевать паника, и бороться с ней становилось все труднее и труднее. Но ей надо держать себя в руках. Нельзя, чтобы Бобби заметил ее страх. О, Коди, где ты? Она сейчас все бы отдала за встречу с ним, за тепло его сильных надежных объятий… Даже за его упреки и гневный взгляд!

Полчаса спустя фонарик почти погас и стал практически бесполезен. Страх Шелби рос, набирал силу, захлестывая сердце, разум, лишая ее способности соображать. Никогда в жизни она не была так напугана. Они заблудились. О, пресвятой Господь и все его небесное воинство, они заблудились! Она не имела ни малейшего представления, в какой стороне от них расположен лагерь. Похоже, что они кружат на одном месте. Даже луны не было видно — ее скрывали кроны деревьев.

И почему только она не послушалась Коди и не осталась в лагере?

— Мисс Шелби, мне холодно. И я хочу есть.

Шелби устыдилась своей минутной слабости. Если бы она осталась в лагере, что было бы с Бобби?

Стараясь казаться уверенной и спокойной, она ответила:

— У меня в седельной сумке есть пара шоколадок. Хочешь?

Шелби обернулась, чтобы взглянуть на мальчика, одновременно протягивая ему шоколад правой рукой, в которой держала и фонарик. Внезапно воздух прорезал резкий, леденящий кровь вопль, и прямо на нее метнулась огромная черная тень.

17

Коди вернулся в лагерь последним. Он проехал по тропе дальше всех остальных, затем еще раз проверил каждый куст, каждую кочку, где, по их предположениям, мог быть мальчик, но не нашел никаких следов Бобби Ротмена.

Он спрыгнул на землю за секунду до того, как Солдат остановился, и подбежал к Джеми, стоявшему рядом с другими ковбоями в ожидании его приказа — расседлывать лошадей или продолжать поиски.

— Нашли? — спросил Коди, глядя ему прямо в глаза.

Джеми отрицательно покачал головой. Коди переводил взгляд с одного ковбоя на другого, но в их глазах был тот же ответ. Его сердце сжалось, а тревога и страх вспыхнули с новой силой.

Обычно подобные поездки проходили без происшествий. Впрочем, однажды такое уже случилось — потерялся ребенок, но потребовалось не больше десяти минут, чтобы его найти. Но тогда был ясный день. Остаться же одному на всю