Шрифт:
Закладка:
Изловчившись, Ланс поймал повод Леди и постепенно заставил лошадь перейти на шаг. Шелби по-прежнему не смотрела в его сторону.
— Что стряслось, красавица? — мягко спросил он.
Не доверяя голосу, она только отрицательно мотнула головой.
— Шелби, пусть я не знаю тебя так хорошо, как мне бы того хотелось, но мне почему-то кажется, что ты не стремилась бы загнать насмерть свою бедную лошадку, если бы все было в порядке. Тем более, ты сама говорила, что годами не сидела в седле, а тут вдруг такая гонка…
Она глубоко прерывисто вздохнула и отерла ладонью слезы со щеки, размазав при этом налипшую на мокрое лицо пыль.
— Шелби…
Она быстро заморгала, сдерживая новый поток слез, и повернулась к Лансу. На ее дрожащих губах появилась вымученная, слабая улыбка.
— Я… Просто я поссорилась с Коди, вот и все. Пустяки, не обращай внимания.
— Пустяки? — Он задумчиво кивнул, но тревога в его глазах не исчезла. — И эти пустяки гнали тебя через прерию так, словно тебя преследуют все силы ада?
Шелби не удержалась от смеха:
— Послушать тебя, так и впрямь можно подумать, что стряслось невесть что. Не преувеличивай.
— А ты не преуменьшай.
Ланс тронул ее за плечо, и жест этот был теплым и дружеским.
— Брось запираться, рассказывай.
Шелби смутилась.
— Да нет, это правда пустяки. Тебе это неинтересно.
— Предоставь мне самому судить об этом.
Она достала платок и вытерла глаза.
— Понимаешь, с тех самых пор, как я приехала сюда, Кода пытался доказать мне, что на ранчо я чужая. Причина проста — я выросла в городе, не знаю деревенской жизни и поэтому должна вернуться назад.
— А ты сама этого хочешь?
Шелби улыбнулась, вспоминая свой приезд на ранчо, свои первые впечатления, первые промахи…
— Если бы ты задал мне этот вопрос на второй или третий день после моего появления на ранчо, я бы забралась на крышу и крикнула оттуда во все горло: «Да!!!»
— Но не теперь?
Улыбка Шелби стала шире.
— Нет, не теперь. Мне нравится здесь. Вокруг все такое чистое, свежее… живое! Я никогда раньше не понимала, что моя сестра нашла в этой деревенской глуши. Мы каждую неделю говорили по телефону, и я постоянно ей твердила, что она совершила глупость, поселившись на краю света. Я и представить себе не могла, как можно обходиться без всего того, что дает город — без театров, магазинов, ресторанов, вечеринок, шумной толпы…
— А теперь можешь.
Это не было вопросом, но Шелби все же ответила:
— Да, теперь могу. Теперь я понимаю, почему Кэти смеялась и говорила, что это я живу на краю света.
— Но что же изменилось, Шелби? Ранчо все то же, что и было. Оно по-прежнему… м-м-м… довольно далеко от больших городов. Здесь, как и раньше, нет театров, магазинов, ресторанов и всего остального. Нет даже нормальных асфальтированных дорог! Что же касается вечеринок, то я сильно сомневаюсь, что здесь они бывают часто, а если и бывают, то совсем не такие, как, скажем, в Лос-Анджелесе.
— Нет, Ланс, это я изменилась, — тихо ответила она даже не столько ему, сколько самой себе, поскольку только сейчас поняла, что это правда. Она изменилась. Она уже не та, прежняя, Шелби Хилл, переезжавшая из одного города в другой, менявшая одну работу на другую в тщетной попытке найти себя. И нигде ей не было места, она повсюду чувствовала себя чужой. Теперь она знала почему. Ей казалось когда-то, что они с сестрой совершенно разные, даже в мелочах, и только сейчас она стала понимать, насколько же они на самом деле похожи. Только вот поделиться с ней этим открытием она уже не могла…
Шелби подняла голову, посмотрела в необъятное синее небо и улыбнулась. Внезапно она поняла еще одну вещь: Кэти давно знала об этом. Как знала и то, что она, Шелби, неизбежно полюбит ранчо… А как насчет Коди? Господи, неужели она предвидела и это?
— Но ты можешь поступить по-другому, — прервал ее мысли Ланс и, воспользовавшись моментом, взял ее за руку. — Жить полгода в Калифорнии, а полгода на ранчо. Я слышал, здесь ужасные зимы.
— Нет, ты не прав, — горячо возразила Шелби, вспоминая прошлогодние письма сестры. — Зимой здесь много лыжников, а холмы превращаются в отличные горки, кроме того…
— Достаточно! — рассмеялся Ланс. — Я все понял. Твое предприятие процветает круглый год. Но тебе же самой вовсе не обязательно находиться здесь постоянно. — Его пальцы сжали ее ладонь, а голос слегка дрогнул. — Шелби, ты никогда не думала о том, чтобы поселиться на побережье? Например… в Малибу? Там такие закаты!
Она замерла в седле и взглянула на него с плохо скрытым недоверием и испугом. Уж не предложение ли это?
Ланс вдруг понял, как могут быть истолкованы его слова, и поспешил объясниться:
— О, я просто имел в виду, что, хм-м… рядом с моим ранчо продается подходящая земля.
Шелби с облегчением вздохнула.
— Не сомневаюсь, что продается. И цена у нее, должно быть, тоже «подходящая».
— Насколько мне известно, это тебя не должно особенно волновать.
Только сейчас Шелби внезапно вспомнила, что благодаря наследству богата. И не просто богата, а очень богата… До сих пор она об этом как-то не задумывалась.
Коди видел, как Ланс Мердок догнал Шелби, как взял ее за руку, и его кровь закипела. У него не осталось никакого права ревновать, но ревность душила его.
Джейк был прав. С этим надо что-то делать. Но что? Дать волю чувствам и жить в постоянном страхе, что она решит в один прекрасный момент вернуться в город? Или оставаться в роли этакого злодея, пока она, да и все остальные его не возненавидят? И то, и другое сулило мало приятного. Он немало думал об этом и, как ни бился, не мог найти достойного выхода… кроме, пожалуй, одного.
— Живи сегодняшним днем, Коди, живи сегодняшним днем! — бормотал он себе под нос, погоняя Солдата вниз по склону холма, по направлению к медленно движущемуся стаду.
Впереди показались два всадника — Джеми и Эва Монтальво.
— Джеми, немедленно поезжай вперед и проверь, готов ли наш вечерний лагерь и приехал ли Том, — рявкнул Коди, срывая на нем все свое раздражение.
Тонкие выщипанные брови Эвы удивленно взлетели вверх.
— Что это с ним? — шепнула она Джеми.
Тот недоуменно пожал плечами.
— Послушай, Коди, Билли уже был там пару часов назад. Лагерь готов.
— Значит, проверь еще раз! — последовал громоподобный ответ, а метавшие молнии глаза не оставляли сомнения в том,