Женя. Если бы она обняла его, успокоила, пожалуй, он испытал бы счастье. Но ведь это Женя — женщина, в которую он был тайно влюблен. Это же совсем другое дело. А Наташа?

Он вдруг так хорошо представил себе их сближение, объятье, что почувствовал, как краснеет. Возможно, он, прикоснувшись к ней, разрушил бы некий барьер, что существует между чужими людьми. Это как перейти на «ты». Но все равно она оставалась бы для него чужим человеком. Или?..

— Как вам моя курочка? Понравилась? — щебетала Наташа, явно напрашиваясь на комплимент, потому что все присутствующие за столом с аппетитом поедали приготовленное ею блюдо.

Ребров, не сразу вернувшись из мира своих фантазий, лишь молча улыбался, думая о том, как хорошо, что люди еще не научились читать мысли друг друга. Вот бы Наташа удивилась! А Петр и вовсе разозлился бы на него, приревновал бы точно.

Интересно было наблюдать и за Льдовым. Вот ведь экземпляр! Что же заставило его обратиться за помощью к профессиональной обнимальщице? Это как же его скрутило, как же ему было тошно, одиноко и тяжело, что он, вместо того, к примеру, чтобы поделиться своей бедой с другом и выпить с ним, позвонил в контору обнимальщиц!

На что он рассчитывал? Кто его надоумил? Жаль, что сейчас, когда все вокруг него суетятся и оберегают его от стресса, он не может поговорить с ним по душам. И ведь Борис тоже наверняка не станет тревожить его. Поселил у себя, спрятал, а ведь толком-то никто не знает, кто убил девушку. А что, если сам Льдов?

И как же сильно разнятся показания Гороховой и Льдова. Он, со слов Бориса, не знал эту девушку и никогда ее не видел. А домработница утверждает, что Карина с Льдовым были любовниками. И в доме полно ее личных вещей.

Льдов между тем съел маленький кусочек курицы, ложку салата и поблагодарил хозяев за ужин.

— Мы вот тут сидим все, такие милые, с виду спокойные и доброжелательные, но каждый из вас, — вдруг начал он говорить, как-то нехорошо улыбаясь, — глядя на меня, думает только об одном: не он ли прирезал девушку? Ведь так?

Борис хотел ему возразить, но Льдов продолжил:

— Думаю, настало время рассказать вам всю правду.

— В смысле? — Женя посмотрела на него с недоумением. — Разве вы нам не все рассказали?

— Если честно, то я настолько во всем этом запутался, потому что мне пришлось рассказывать несколько версий разным людям, одну — следователю, другую — вам, Борис, третью, вам, девушки, что уже не помню, кому и что рассказал. Одно я знаю точно — если бы я с самого начала рассказал следователю то, что тогда произошло, меня сразу бы арестовали, повязали и бросили в камеру. И вам, Женя, Наташа, я не мог рассказать всего, чтобы не напугать.

— Интересненько… — Женя, начиная уже разочаровываться в своем госте, встала из-за стола и бросилась к кофемашине. — Кому кофе? У нас и печенье есть!

— Женечка, — ласково обратился к ней до этого молчавший весь ужин Петр, — давайте уже выслушаем Матвея.

Конечно, он все знал и понимал. И по-своему переживал. Но, поскольку всецело доверял брату, то сразу согласился с его доводами и был не против предоставить Льдову кров.

Произнесенная Борисом фраза: «А если бы с тобой, Петя, такое произошло, как бы ты себя повел, разве не испугался бы?» — подействовала на него безотказно.

«Не дай бог!» — проговорил он тогда и даже перекрестился.

Женя не знала, какую версию преподнес Борис брату, одну из нейтральных, невинных, которые Льдов скормил следователю и Жене с Наташей, или же все теперь, кроме нее и Наташи, знают правду?

Женя включила кофемашину, Наташа, тоже с трудом скрывая свое волнение, принялась доставать из буфета чашки, расставлять их.

— Матвей, если честно, то я хотела бы, чтобы вы хотя бы здесь нам всем говорили только правду и, как говорится, — ее лицо скривила гримаса боли, словно у нее разболелся зуб, — ничего, кроме правды! Для нас-то зачем было что-то там придумывать? Если уж вы нечаянно убили девушку и испугались…

— Я не убивал, — побледнел Льдов. — В этом можете быть уверены. Девушку, то есть Карину, я никогда прежде не видел…

Женя вдруг на эмоциях даже привстала, чтобы перебить его и рассказать ему о своем визите к Гороховой, утверждавшей обратное, но тут же передумала и вернулась на свое место — пусть уже выговорится человек.

Борис подал ей знак, мол, вот и хорошо, сиди и слушай.

— Вечером я не ужинал, съел лишь кисть винограда и выпил минеральной воды. Вода была запечатана, а вот виноград… Возможно, там было снотворное, потому что, когда ко мне в постель укладывали труп, я ничего не слышал, не чувствовал… Я крепко спал. Очень крепко. Я понимаю, что этот страшный спектакль кем-то хорошо спланирован. И человек этот знает, как попасть в мой дом. Знает, возможно, как отключить сигнализацию. Я даже, грешным делом, подумал на Алю, но у нее алиби — когда в моей спальне орудовал преступник, когда раздевал меня, когда укладывал, повторюсь, труп этой несчастной девушки, она была дома!

— Вы подумали на Алю? — удивился Ребров.

— Нет, вы меня не так поняли. Нет-нет, как я могу подумать на нее, когда убита ее сама близкая подруга! Просто Алевтина — единственный человек, который знает мой дом как свои пять пальцев. В дом проник кто-то чужой. Как? Когда? Да когда угодно! Когда мы дома, мы входную дверь вообще не запираем, Аля может заниматься в саду или же я сам выхожу подышать свежим воздухом. На веранде еще одна дверь, возможно, она была открыта. Да и камеры установлены лишь со стороны главного входа, а позади дома лес, забор, через который легко перемахнуть… Ну ясно же, что в доме побывал чужой. Он и есть убийца!

— Подождите… — все-таки перебила его Женя. — Но камера зафиксировала, когда Карина входила в ваш дом вечером. Это факт. Правда, это было до того, как вы вернулись с работы, то есть когда вы вошли в дом, она была уже там. Получается, она зашла туда, когда там была еще Алевтина, они пересеклись с ней… Итак. Карина приехала к вам на такси где-то