Шрифт:
Закладка:
– Тебе не обязательно присматривать за мной, я и сам отлично тут ориентируюсь, – сказал я.
Я приготовился уйти, но тут рядом появился коренастый крепкий мужчина со светлыми вьющимися волосами.
– Мои поздравления, Нерон, – сказал он с отчетливым галльским акцентом. – Мы все приветствуем тебя.
Мать представила мне очередного незнакомца:
– Сын мой, это Секст Афраний Бурр, и он – мой друг.
Бурр просто кивнул, он явно был не из тех, кто заводит льстивые речи.
Ко мне один за другим подходили сенаторы с поздравлениями, но тут затрубили фанфары, и Клавдий вскинул открытые ладони.
– В-высокочтимые гости, я намерен сделать еще одно объявление. В ознаменование этого д-дня я распорядился отчеканить н-новую монету с бюстом Нерона. – Он поднял над головой эскиз монеты. – Princeps juventutis, первый среди юных. Монета выйдет в обращение уже к лету.
Мой профиль на золотой монете. Титул – первый среди юных. Цезарь.
Нерон, Нерон, Нерон… Так теперь все меня называли.
* * *
Я вернулся в свою комнату, как только появилась возможность сбежать с торжества, не теряя лица. К счастью, Клавдий не мог оставаться слишком долго и, покинув зал, дал шанс разойтись и другим желающим улизнуть. Я шел по широким коридорам дворца, чувствуя себя как зверь, на которого открыли охоту, и не позволял никому ко мне обратиться.
Оказавшись в своих покоях, я рухнул на кушетку и перевел дыхание. Шторы на окнах все те же. Кувшин стоит на месте, и в нем наверняка все тот же сок. Мозаика та же – как будто она могла вдруг взять и измениться. Мои руки… такие же, как прежде. Но при всем этом я стал кем-то другим – не внутри, а снаружи другим. Стал другим силой пергаментного свитка и слов одного человека. Я не ощущал перемен, но при этом стал совершенно другим.
– Измучился? – послышался голос матери, которая открыла дверь и свободно вошла в мою комнату. – Привыкай, без этого теперь тебе никак.
«Я теперь цезарь, имеет ли она право врываться в мои покои?» – мелькнула мысль.
Мать плавно пересекла комнату и села рядом со мной на кушетку. Села совсем близко и откинула волосы у меня со лба.
– Но я и сама готова признать, что день выдался непростой. Почти как тот, когда я тебя рожала. Тот день был тяжелым для меня, а нынешний, когда ты во второй раз появился на свет Нероном, стал тяжелым для тебя, и я не стану сердиться на то, что ты под конец сбежал. – Мать наклонилась и поцеловала меня в щеку, потом в другую. – Ты красивый мальчик и скоро превратишься в красивого мужчину. Я никогда тебе этого не говорила, чтобы не навредить, – мальчики после таких слов становятся тщеславными. Но это правда.
– Или вдруг стало правдой, потому что я теперь цезарь?
– Не будь таким циничным. – Мать поднялась с кушетки.
– Думаю, это от тебя. Было у кого поучиться.
– Отдохни, нам еще предстоит семейный ужин.
– Ну да, семейный ужин, все своим чередом. Хорошо, а сейчас я действительно хотел бы отдохнуть.
Избавившись от матери, я растянулся на кушетке. В комнате сгущались сумерки, а я был перевозбужден и одновременно растерян.
* * *
Я уже посещал семейные ужины, но тогда всегда сидел за столом для детей, в то время как девять важных взрослых возлежали на высоких кушетках возле прямоугольного стола с яствами. Теперь я стал важной персоной, и все меня почитали. Для семейного ужина меня облачили в прекрасные одежды из легчайших тканей, а волосы пригладили так, чтобы они напоминали аскетичную прическу Августа. Я надел подаренное Клавдием кольцо и прихватил личную льняную салфетку.
Семейные покои во дворце были настоящим лабиринтом из комнат с низкими потолками, и пребывание там пробуждало самые сокровенные чувства. В трапезном зале, как обычно в таких случаях, расставили в форме подковы три кушетки, а детский стол установили в некотором отдалении. Когда я вошел, мать и Клавдий уже возлежали на кушетке слева от стола. Клавдий, естественно, занимал место хозяина. По его левую руку было место для почетного гостя, и Клавдий жестом предложил мне его занять. Я уже достаточно вырос, и табурет мне не требовался, но, чтобы забраться на кушетку, пришлось цепляться за скользкое покрывало. Наконец я забрался.
– Непростое д-дело, – заметил Клавдий. – Но уверен, ты привыкнешь.
Мне стало неловко оттого, что все поняли – это мой первый официальный ужин. Я почувствовал, что краснею, и просто молча кивнул.
Остальные места заняли сенаторы, а на кушетке справа – для тех, кто пониже статусом, – я увидел учителя, которого мне ранее представила мать. Более или менее устроившись, я заметил, что тарелки все золотые, а салфетки различаются: для Клавдия – окрашены в тирский пурпур, а по краю салфетки для сенаторов идет широкая пурпурная полоса. Кубки были из бесценного полупрозрачного камня. Если упадет на пол… В общем, я бы не хотел такой уронить.
Британник с Октавией сидели за столом для детей. Держались они очень скромно, но Британник время от времени все-таки умудрялся злобно на меня поглядывать. Я же, пользуясь тем, что Октавия сидела понуро, смог ее немного рассмотреть. Признаю – она была вполне симпатичной, просто лицо у нее было какое-то безжизненное. И вот в этот момент меня вдруг осенило: я теперь сын Клавдия, значит она – моя сестра, а вступать в брак с сестрой незаконно! Меня от облегчения словно теплой волной обдало. Я не могу, не должен на ней жениться!
– Я рад в-видеть всех вас за этим столом, – взял слово Клавдий. – Сегодня Нерон в-вошел в нашу семью, это большое событие, отпразднуем его!
Все, как и должно, подняли мурриновые[28] кубки с лучшим вином из Сетии.
– Приветствуем тебя! – воскликнули гости хором.
Затем они увлеклись беседой, а я приглядывался к каждому, стараясь запомнить имя и внешность. Их политические предпочтения или взгляды определить было сложно, поскольку за ужином говорить на такие темы считалось дурным тоном. Хотя, возможно, гости не затевали подобных разговоров из практических целей, ведь среди них могли быть шпионы. Сенека – мой новый наставник – возлежал в нижней части кушетки. Вид у него был так себе, он явно был из тех, кто, сколько ни старается, всегда выглядит помятым и взъерошенным.
Рабы, сменяя друг друга, подходили к столу и наливали вино в кубки. Затем пришел черед блюд. Семейный ужин должен был выглядеть как простая, а не роскошная императорская трапеза, и перемен,
