Шрифт:
Закладка:
Иногда мне даже казалось, что они ставят ставки на ту или иную пару или группу друзей, пытаясь предугадать разбегуться ли объекты пари.
Я был не частым гостем в заведени, в отличии от моего друга.Работницы пельменной имели своих любимчиков и изгоев. К счастью, Тема относился к первой категории.
— Темушка? Ты сегодня с друзьями? Вам пельмешек?
Оторвалась от своих сплетен Зина и подошла к линии раздачи.
Она с интересом разглядывала Элен, пытаясь угадать чья она подруга. Она безошибочно попала в точку, потому что Тема спешно полез в карман, чтобы рассчитаться за всех. Я не стал мешать другу.
Ведь человек не способный расплатиться за всю компанию, которую он пригласил, считался в нашем с Темой круге несерьезным выскочкой и звездоболом.
Есть деньги — приглашай всех, нет денег — молчи и умей довольствоваться тем, что есть.
К тому же в том был некий способ продемонстрировать девушке свою состоятельность в пацанском смысле. Соревноваться в том кто заплатит первым можно среди парней и мужчин. А бежать к кассе, или вызвать официанта в присутствии девушки друга означало желание продемонстрировать кто тут «богаче» и «главнее»
Как выяснилось она была чуть старше нас и заканчивала журфак.
— Это твоя новая девушка, Тема? — поинтересовалась Зина
— Почему новая? Единственная! — гордо ответил мой друг, а щеки Элен снова запылали пожарами.
— Красивая, где отхватил? Смотри не упусти. Такие на дороге не валяются…
Это был простой бабский треп, я мог бы даже сказать, что грубый и бестактный, но Зина настолько дополняла образ большой семьи, которой жили большинство советских людей, что ей было простительно.
Это было проявление городских социальных связей, близости между мало мальски знакомыми между собой людьми, где всем есть дело до каждого.
Как ни странно это может звучать в будущем, этот самый интерес и любопытство к вашей жизни мог мешать или раздражать только в том случае, если человеку было что скрывать.
Подобные связи, казалось бы, должны были портить жизнь, но на самом деле они служили на пользу. Люди думали, прежде чем совершать какой-нибудь предосудительный поступок — их могли увидеть и упрекнуть, остановить словом и даже опозорить.
Конечно, далеко не всех это останавливало, но большинство принимало эти правила игры и чувствовало себя в них вполне в своей тарелке.
Всегда нужно было соблюдать некий баланс в таких отношениях. Нельзя было позволять заходить слишком далеко, но и бычиться и хамить на интерес со стороны людей не приводил к хорошему.
Избыток доброжелательности вел к тому, что в один прекрасный день человек мог оказаться в очень плохом положение, где окружение село ему на шею и свесило ножки. А избыток жесткости и прямолинейности вел к одиночеству и неуважению со стороны окружающих.
По дороге я успел рассказать о моей встрече с Шельмой и с его братом. О том, как они пытались сбросить меня на полном ходу с поезда. О том, как Шельма нанес мне удары тем же кастетом, что и Теме.
— Ни хрена себе! — возбудился мой дружбан, увидев швы на моей голове.
Он был особо впечатлен тем, что начальник поезда оказался братом нашего врага.
— С цыганом вообще какая-то мистика. Как почувствовал неладное? Видимо, Бог послал его за мной. Без него я бы ничего не доказал.
Не меньше брата, цыгана их удивил итог нашей схватки его
— Думаешь, он сдох? Ой, прости, — Тема поймал на себе укоризненный взгляд Элен, — разбился на смерть?
Я заверил, что скорее всего Шельма не сумел бы «собрать костей» после такого падения. Но пока не будет найдено тело, невозможно утверждать, что-то определенно.
Поезд на котором я ехал в Москву был пассажирский, а это означало, что он следовал со всеми остановками. Обратно я ехал на скором, поэтому станцию, где составляли протокол мы проскочили.
— Ты рассказывал Элен про Шельму? — спросил я друга.
— Так, в двух словах, — Тема скромно опустил глаза.
Я коротко пересказал события предшествующие задержанию банды карманников девушки. Ее глаза вспыхнули восхищением, когда я рассказал, как Тема мужественно вступился за девушку.
— Знаешь, наверно нехорошо так говорить, но после того, как он подло и расчетливо бил Тему тем же кастетом, я бы задушил его собственными руками. Бешеного зверя уничтожают, если не могут остановит.
— Если? — она недоуменно смотрела на меня.
— Ах да, я не указал на одну деталь — он бил меня ногой в грудь, если бы я не увернулся, то мы бы сейчас не лопали Зинины пельменьки. Он так вложился в удар, что сам провалился в открытый дверной проем. Я его пальцем не тронул — Бог отвел, на моих руках нет крови.
«В этой жизни» подумал я про себя.
— Ты веришь в Бога? — глаза Элен еще больше округлились. Надо быть снова более осторожным. Я улыбнулся.
— Ты что? Он комсомолец, — ответил за меня Тема, — правда, его тут чуть не выперли из ВЛКСМ. Если бы не удачное стечение обстоятельств…
— Элен, не знаю как объяснить, что я до сих пор жив и стою перед вами. «Бог» — это просто такая фигура речи.
— Ой как с вами интересно! А что за история с комсомолом? Обо всем этом нужно непременно написать.
— Написать? Что ты имеешь ввиду, Элен?
Как выяснилось она была чуть старше нас и заканчивала журфак.
Она работала корреспондентом в областной газете.
На самом деле девушку моего друга звали Елена, но в этот период у молодежи было модным называть друг друга на французский манер с обязательным ударением на последний слог.
Вокруг, в студенческой среде, часто можно было услышать наши русские имена переиначенные на заграничный лад: Надин, Анатоль, Жули, Николя, Мишель.
Сложно было ответить откуда шло это поветрие, то ли снова стали популярны романы Льва Толстого, то ли мода просачивалась вместе с импортными шмотками и пластинками.
— Тем, я такое нарыл про Королькова. Не знаю стоит ли сейчас рассказывать.
— Конечно стоит! У меня от Элен нет секретов, она кремень — проверено. Если, что то она собирает материал про валютчиков в порту и в Интуристе. Ее подруга пострадала. Так, что сам понимаешь…
Да, это меняло дело. Ну как тут не поверишь в существование высших сил. На этот
