Шрифт:
Закладка:
Тонкая сеть черных осенних веток на деревьях, контрастировала с довольно унылыми постройками, выходящими своими разноразмерными, иногда кривыми, задами к железной дороге.
В белом небе вился серый дым над жерлами заводских труб. Еще вдоль путей ингода вилась магистраль теплоцентрали, привлекая внимание своими прямоугольными переходами и коленами.
Стучали колёса.Мысли, сменяя друг друга, блуждали в голове словно человек, заблудший в лесу. Последняя новость про Авигдора мне совсем не понравилась.
Я конечно пока не знал подробностей, но в слова Кости о том, что отравление было злонамеренным, я нисколько не сомневался.
Он не стал бы мне рассказывать об этом, если бы у него не было бы достаточных оснований для этого.
Мимо нас, на параллельных путях на небольшой большой скорости проходил встречный пассажирский поезд. На время прикрывший грустный пейзаж за окном.
Мужчина, сидевший напротив явно хотел вызвать меня на диалог. Я увидел это в отражение на стекле. Он ждал момента, когда поймает мой взгляд и пристально наблюдал за мной. Мне было совсем не охота болтать с ним, но стало как-то неловко отказывать ему в общении. Вот такие дорожные разговоры в поездах для советского человека — святое.
Поэтому я повернулся к нему. Он сразу выпалил вопрос:
— Домой? Из дома?
— Домой, — я немного улыбнулся, потому что в уме угадал его первый вопрос, — а вы?
— Я в командировку. Сергей, — мой попутчик представился и протянул руку. Я ощутил крепкое рукопожатие и представился в ответ.
— Что? Выглядит, как полная безнадега? — поезд на втором пути уже прошел мимо, снова обнажив промышленную изнанку центра столицы, выстроенную в разное время из непохожих друг на друга корпусов, сараев и сторожек.
— Немного навевает тоску. Мрачновато, если честно у нас на железной дороге.
— Это только кажется, — мой собеседник желал меня подбодрить, — кажется, что у нас небо всегда хмурое, улицы грязные, дома — серые. Во-первых, это не так. Во-вторых мой кум бывал в загранкомандировках, в капстранах. Там все тоже самое. Вокзалы прям нарядные и красивые.
Он сделал паузу.
— Вот взять, к примеру Гяр де Льон — Лионский вокзал в Париже. Красавец, шедевр архитектуры, а выезжаешь из него на поезде а там мама не горюй! Туши свет! Одни хибары да цеха в округе. И все изрисованы, исписаны непотребством.
Я улыбнулся. Мой собеседник пытался говорить с французским акцентом. Еще было смешно, от того, что у каждого советского человека есть свой кум, сосед, родственник, коллега по работе, побывавший за рубежом, по рассказам которого люди строили свои впечатление о бытовой стороне заграничной жизни. Сергей рассказывал так, будто сам съездил.
Михаил продолжал:
— Ладно — в городах, но если ехать по Франции на поезде, за окном всегда будет одно и то же: унылое небо, унылые поля и серые покосившиеся домишки. Несчастные люди, одним словом.
— Думаете, мы будем жить счастливее?
Он вытаращил на меня глаза будто я сморозил какую-то глупость. Хотя, конечно он не особо представлял, как живут за границей.
— Конечно! Мы уже живем счастливее! А случайно не из этих? — мой собеседник сощурил глаза.
— Из каких, этих? — мне стало интересно.
— Из хиппи?
Я трудом сдерживал смех.
— Ну какой я хиппи, у них длинные волосы, штаны клёш. Я студент.
Сергея немного успокоили мои слова.
— Ну мало ли. Кто вас знает. Ты не обижайся на меня братец. Мы живем своей жизнью, а не чужой. Никто нас не эксплуатирует, как у них там. У нас своё жилье, а они там на дне, вечно арендуют. Знаешь как хитро?
Я отрицательно покачал головой. Тогда Сергей мне начал рассказывать как по его мнению работает ипотека в капиталистических странах.
— Они там в кабале у банкиров. Банк выкупает квартиру и сдает тебе в наем, за баснословные барыши. Ты как рабочий человек, чтобы семья его имела место где жить, ходишь на поклон к банкирам-финансистам и отдаешь им всю свою зарплату.
— А как же деньги покушать и как далее.
— Как, как? Жена работает! Если не работает, то выбрасывают прямо на улицы. Так и живут — еле концы с концами сводят годами.
Немного не понимая всей схемы он, сам того не ведая, рассказывал мне о том, как будут жить его дети и внуки через тридцать-сорок лет. Он говорил о классовой борьбе и сопротивлении мирового пролетариата, о преимуществах развитого социализма.
Святая наивность, вера в том, что люди в СССР все равно живут лучше, чем в Париже или Нью-Йорке. Позволяла нашим не замечать собственных проблем и легче переносить тяготы. Безусловно восьмидесятые это лучшее время для советского человека.
Но тем не менее своих проблем хватало. Именно в это время начали появляться карточки и талоны на некоторые группы продуктов.
Содержание внешних спутников — нерентабельных социалистических стран обходилось все дороже. Кто-то из руководства этих стран искренне стремился построить социализм за счет ресурсов СССР и соцлагеря, а кто-то просто занимался иждивением и пожиранием ресурсов.
Много лет назад, еще в прошлой жизни я пришел к выводу, что все о чем писал Маркс про капитализм более менее правда.
Он, конечно, не учел, точнее не мог предположить, что технологии изменят облик сельского хозяйства и промышленности настолько, что на земле будут работать три-пять процентов населения против семидесяти в девятнадцатом веке.
Что большинство потомков пролетариев в западных странах и странах бывшего СССР перевоплотятся в серых и белых воротничков в бесполезный офисный планктон. Но в целом принцип Маркса про эксплуатацию труда и извлечения прибыли из этого не изменился совсем. Так же как и не изменилась концентрация денег у банкиров. Сложнее у Маркса с описанием будущего.
В который раз мне очень хотелось рассказать кому-нибудь про грядущее, но я не стал рисковать.
Это сложная дилемма, как у врача, когда он должен сообщить больному, что у того не осталось шансов на выживание.
Проводница пришла и собрала билеты.
Мой собеседник решил сам рассказать о том, что об этом думает
— Через тридцать лет человек будет жить при коммунизме. От каждого по способности, каждому по потребности! Если бы не эти империалисты и капиталисты, мы бы уже построили коммунизм на земле.
— Совсем без денег?
— Да. Это будет очень скоро. Думаю, я доживу до этого времени. А ты и подавно. Люди станут свободными
