я отдергиваю ее. Неужели я должна хотеть этого? Просто хорошо проводить здесь время, а если удастся между делом спасти папу, то это будет классным бонусом?

Вот вам и поддержка, которую друг обещал.

– Генри. – На этот раз я произношу его имя так, что он отказывается смотреть на меня.

Генри вытирает ладони о джинсы, затем снова проводит своей чертовой рукой по волосам. Мы уже три раза по кругу проходили этот разговор с тех пор, как я озвучила ему наше очередное испытание, и каждый раз в итоге он замолкал и проводил рукой по волосам, а я беззвучно кипела от злости, сидя рядом с ним.

Мы оба поворачиваемся, чтобы посмотреть на бегунью трусцой, которая движется прямо по центру противоположных трамвайных путей. Приближается трамвай, и женщина тянет до последнего, прежде чем уйти в сторону. Трамвай даже не думает притормозить.

– Чуть не сбили, – говорит Генри.

Возможно, бегуны трусцой заставляют его нервничать больше, чем поставленная перед нами задача, но здесь все бегают по рельсам и уходят с них только тогда, когда трамвай уже представляет реальную угрозу. Я восхищаюсь их смелостью. Мне бы не помешала ее часть.

Мы рывком останавливаемся на очередной остановке.

– Пора выходить, – сообщает Генри. – Ты уверена, что хочешь это сделать?

В его голосе звучит надежда, как будто Генри ожидает, что на этот раз я отвечу то, что он хочет услышать.

– Конечно, нет. – Но я встаю и иду по центральному проходу, и Генри, к счастью, следует за мной. Выйдя из трамвая, я нащупываю позади себя и сжимаю его плечо в знак благодарности, но взгляд друга уже скользит мимо меня, осматривая улицу.

Сейчас полдень, и тут жарче, чем когда-либо. Без дуновения ветерка в окно трамвая моя рубашка прилипает к коже, пока мы идем. Слава богу, что большие деревья отбрасывают на тротуары густую тень. Выцветшие бусы, оставшиеся от многолетних парадов Марди Гра[6], свисают с ветвей, их дешевый пластик резко контрастирует со старомодной элегантностью особняков.

Генри пытается подпрыгнуть и схватить нитку бус, но промахивается.

– Не привлекай к нам внимания, – сердито шепчу я.

– А, точно.

Он выпрямляется и идет рядом со мной, пока я читаю адреса.

Я останавливаюсь.

– Да ладно, – говорит Генри.

– Ага, – киваю я.

– Люди, которые пытаются ограбить такие дома, не выходят оттуда живыми.

– Или становятся вампирами.

– В любом случае их ждет смерть, – возражает он.

Лучше этой темы не касаться. Вампиры действительно в своем роде мертвы, но я думала об этом только как о возможности для папы остаться в живых. Но сама я не умираю от болезни, так что для меня все по-другому. Я отказываюсь от, вполне возможно, долгой человеческой жизни. Эта мысль заставляет меня на мгновение замереть. Во рту пересыхает, когда я смотрю на профиль своего друга, разглядывающего дом. Я думала, что состарюсь вместе с Генри. Несмотря на то, что мы поссорились и не общались, в глубине души я продолжала верить, что мы вернемся друг к другу, что однажды будем сидеть на заднем крыльце в десятую годовщину нашей свадьбы, наблюдая, как дети играют в те же игры в лесу, что и мы прежде. Я собираюсь лишить всего этого себя и, возможно, Генри тоже. Мечтал ли он о том же, о чем и я? Наверное, да – до Бейли. Но, возможно, эти мечты еще живы, и именно поэтому он пытается заставить меня усомниться в своей цели. Втягивать его в мой план было эгоистично.

Осознание этого выворачивает меня наизнанку.

– Мы все еще намерены идти до конца, не так ли? – спрашивает Генри, продолжая осматривать дом.

– Нет, – отвечаю я.

Он поворачивается ко мне с удивленным видом, словно не ожидал, что я одумаюсь.

– Туда пойду только я. Хочу, чтобы ты подождал меня в сторонке.

– Ни за что, – без тени сомнения возражает Генри. – Я иду туда, куда и ты.

Пока я не превращусь в настоящего вампира – туда он за мной не пойдет.

– Хорошо, – сглотнув, отвечаю я слабым голосом.

Я пока не хочу отталкивать Генри. Хочу, чтобы у меня потом осталось как можно больше воспоминаний о нем, – нужно только перестать думать о будущем, которое мне больше не принадлежит. И сосредоточиться.

Я выкидываю все мысли из головы и смотрю на дом, о котором идет речь. Это, несомненно, одно из самых впечатляющих зданий на улице, полностью сложенное из больших темно-серых камней и украшенное полукруглыми окнами и каменными арками, ведущими к затененному парадному крыльцу. На лужайке перед домом расставлены многочисленные каменные купальни для птиц, все в той или иной степени ветхие, и ржавая кованая садовая мебель, которая совершенно не сочетается между собой по стилю. Все здесь бессистемное и древнее, и это наводит на мысль, что хозяин дома такой же. Вероятно, он никогда не выходит на улицу. Что еще хуже, черные ворота заперты на побитую непогодой цепь. За ними к дому ведет дорожка, огороженная живой изгородью.

Дом внушает ужас, но сейчас я готова переплыть Миссисипи, если Николас попросит. Конечно, зная его, могу предположить, что он бы попросил сделать это в расшитом блестками выпускном платье и диадеме, и чтобы при этом я улыбалась так, словно стала королевой бала выпускников. Именно последняя часть убивает меня больше всего. Я могу пойти на все – даже на ограбление (по крайней мере так я твержу себе). Но испытывать определенные эмоции по чужой указке – это совсем другое.

– Что ж, ладно. – Генри решительно шагает вперед, и мне приходится бежать трусцой, чтобы догнать его.

– Куда ты идешь?

– Не можем же мы просто взять и перелезть через забор на оживленной улице.

Ну, вообще-то, я собиралась так и сделать, но теперь шагаю за Генри по улице, идущей вдоль дома. Он останавливается у других черных ворот, размером поменьше, небрежно перекидывает через них руку и открывает с другой стороны. Похоже, это удобно – иметь длинные-предлинные руки. Мне почти стыдно за то, что в детстве я дразнила Генри из-за них. Почти.

– Прошу. – Генри придерживает ворота открытыми. Его лицо такое мрачное, будто он рыцарь, ведущий меня на казнь, а не герой, спасающий положение.

Я ступаю на узкую кирпичную дорожку, ведущую к задней части дома. Задний двор напоминает лужайку спереди, с той лишь разницей, что он зарос сорняками и заставлен полуразрушенными садовыми фигурами. Складывается впечатление, что дому такого размера нужен садовник. Я на цыпочках прохожу мимо кролика без ушей, мимо фигурки, похожей на кошку без головы, и нескольких сидящих на