ничего не нашлось, а бродить в полутьме с фонариком по кабинетам, искать кувшинчики с фильтрами совсем не хотелось. День сегодня и так суматошный, вроде бы, особо ничем не занимались, а усталость чувствуется. Может, просто столько перепадов, от хорошего до плохого, и обратно?

Еще причина, почему сидим в фойе, у нас не нашлось ничего, чем можно плотно занавесить окна. Сначала посмотрели у завхоза что-то вроде черных пластиковых мешков под мусор. Но подходящего не нашли, оставшиеся внизу мешки, невостребованные при эвакуации, оказались такие же, как у меня на работе. Вроде и плотные, но свет сквозь них проникает хорошо, поэтому не стали рисковать. А еще, если зажать фонарик рукой, чтобы проникал только тонкий луч света, то, в принципе, можно и по темным коридорам ходить без риска привлечь внимание с улицы.

Поэтому просто стали соблюдать «световой режим». И спать по первости тут же решили, в приемный еще один диван есть. Пашку оставил в фойе, сам на диван в приемной, предварительно выключив свет в коридоре. Улегся в спальник, накрылся одеялом для большего тепла, фонарик под голову, оружие рядом. Надо ночью встать, фонарик под рукой. Жаль, конечно, диваны не раздвигаются, но и так довольно просторные. На пару ночей хватит, новые соседи обещали показать, где кровати найти и матрасы заодно. Так что у нас в фойе и столовая, и спальня сразу.

Но за окнами на бульваре фонари еще частично работали, так что полной темноты нет. Лег спать прямо в «термухе», отопления нет, сырость наверху не чувствуется, но весьма прохладно. Повозился, пока нормально улегся на скрипучей коже. Несмотря на усталость, сразу заснуть не получалось. Пашка, похоже, тоже не спал. О чем он там вздыхал, о родителях, о девушке или о нашей горькой жизни?

- Паш, не засыпается? - осторожно сказал в темноту. Голос раздался достаточно совсем не сонный, парень хорошо меня слышал.

- Да, все думаю, - он также негромко отозвался.

- И о чем же, если не секрет.

- Да о том, не зря ли сюда перебрались. Может, лучше дома оставаться? Там все знакомо и друзья появились.

- Ты правильно думаешь. Вчерашний студент и слегка разбалованный жизнью чиновник оказываются в аду и трепыхаются, пытаясь выбраться. Так?

- Ну да, почти... Никогда у меня похожего не случалось. Всегда родители и брат рядом. А теперь вот только ты из прежней жизни. И еще... - он не договорил.

- Хочешь вернуться назад?

- Не знаю, просто здесь как-то все чужое. И станет ли здесь лучше?

- Паш, давай по-взрослому рассуждать. Мы с тобой городские жители, привыкли к цивилизации. И другой жизни не знали, по крайней мере, ты. И вот пришла беда, сложившийся порядок, какой бы он ни был, рухнул. И абсолютно все, к чему привыкли, становится бесполезным, как только кончается цивилизация. Сам же видишь, что газ и вода барахлят, электричество тоже мигает.

Скоро лето, не так страшно поначалу пойдет. Можно до холодов продержаться. Это даже не про продукты. А что потом делать? Большие города после войны постепенно переустроены на централизованную коммуналку. Еще в тридцатых годах не существовало массовых канализации и водоснабжения. Не говоря о том, как жили до революции. Профессия водовоза считалась вполне почетной. Да и золотари востребованы.

Сейчас даже уличных водоразборных колонок нигде не встретишь, разве что, на окраинах или в частном секторе.

- Игорь, а я еще помню такую у нас колонку на углу, где синагога, мы с мальчишками там воду пили, а мама нас ругала, что это «не семидесятые, когда как из родника шла»...

- Да, помню такое, в те годы вода из-под крана просто аж голубая текла, прямо так и пили. А сейчас хорошо, что хоть какая-то идет. Пока «Водоканал» держится, но вода может закончиться довольно скоро, в любой момент. Из рек и ручьев тоже много не попьешь, кроме всего прочего, там и трупов хватает. Нет водопровода - нет жизни, почему большие города и вымирают так быстро.

- Игорь, неужели об этом никто не думал, вдруг война?

- На случай войны и разных ЧП предусмотрены подземные скважины, только кому теперь ими заниматься?

- Ну да, коммунальщики тоже пострадали, как и мы.

- И даже больше, Паш, - вспомнил погибших в колодце «водоканальцев».

- Но газ еще идет, значит, там люди на месте?

- Надолго ли, скоро следить станет некому, неисправные трубы с газом, выключенные плиты, значит, взрывы и пожары. Как не станет электричества, не станет и воды. Еще и канализация перестанет без нее работать. И что потом, дворы загадят быстро, даже если людей мало осталось. В блокаду Ленинграда, весной сорок второго, всех живых, кто ходить мог, на улицу, дворы и улицы чистить от дерьма. Иначе эпидемия неизбежна. А у нас кто город чистить, хотя бы от убитых зомбей и их жертв, станет? Не спишь, Паш?

- Нет, Игорь. Ты сказал про мертвяков, а я вспомнил. Как раз про наш дом думал, и вспомнил. И про погрузчик, и про экскаватор, видел их во дворе трамвайного управления, там ведь у них мастерские. Это из второй спальни не раз раньше замечал, как свой двор убирали.

- Вот молодец, что не забыл. А я ведь тоже их видел не раз, а в голове не удержалось. Надо Олегу обязательно завтра передать.

- Ты не позовешь его сюда?

- Он сам не пойдет, скорее всего. Но обживемся, видно будет. Думаю, к зиме и сами попросятся, если не решат с отоплением. С этим помучиться придется, привыкли к центральному, не Европа же.

- Игорь, а как в войну люди выжили? Ведь тоже страшно, бабушка рассказывала.

- Почему в Отечественную войну не так все безнадежно обстояло? Там и правительство оставалось, все же какая-то помощь, хотя бы порядок обеспечивали и карточки на продукты. Отопление в старые годы тоже индивидуальное,