вас профессия?» — «Я, мой милый, домашняя хозяйка». — «А если бы вы не были домашней хозяйкой, кем бы вы хотели стать? Неужели вы никогда об этом не думали?» — «Знаешь, милый, человек предполагает, а бог располагает». — «Но, предположим, дона Эужения, что вы можете сами распоряжаться своей судьбой, кем бы вы тогда хотели стать?» И дальше все в таком роде, ну разве не умница? Пойду-ка поищу это сочинение. Оно где-то тут, в ящике. Этот парень меня уморит своими причудами». Нья Жожа, маленького роста, миловидная и кругленькая, поднялась с места и, покачивая бедрами, прошла мимо нас в другую комнату, но тут же вернулась. «Совсем из памяти выпало, сочинения-то в школе остались. Учительница хочет их напечатать в школьной газете, забыла, как она называется. Ах да, «Спутник юношества», правильно, «Спутник юношества», ее Марио Кастрин выпускает, тот самый обозреватель, что выступает по телевизору. «Знаешь, дорогой, он когда-нибудь доконает своей критикой телезрителей», — говорю я Витору, а он себе только посмеивается в ответ: этим, мол, все нипочем, они и не такое проглотят. Одного лишь я этому обозревателю простить не могу, так бы и сказала ему все прямо в лицо, если б довелось его где-нибудь встретить: «Вы, сеньор, человек честный, этого у вас не отнимешь, одного лишь я вам не могу простить». Так бы и выпалила по-креольски. Он-то нашего языка, ясное дело, не понимает. Я нарочно обратилась бы к нему на криольо, чтобы привести его в замешательство, пусть принял бы меня за иностранку. Воображаю, как бы он растерялся. А я бы сказала ему: «Успокойтесь, сеньор Кастрин, вы не знаете моего языка, зато я ваш знаю. Вы человек ученый, сеньор, и мне очень нравится, как вы говорите, но одного я вам никогда не прощу». Он, конечно, воззрится на меня с удивлением и подумает, что у старушки, наверное, не все дома. А я ему тут все и выложу: «Вы плохо отозвались о Бана, о нашем знаменитом исполнителе морн Бана». Бедный Бана! Хотя, с другой стороны, Марио Кастрин прав. Ведь бедняге пришлось петь в неволе, точно птице в клетке. А попробуйте посадите в клетку свободную птаху, привыкшую жить на лугах, в лесах или в горном краю, разве сможет она петь за решеткой? Погодите, о чем же это я?.. Ах да, интервью Витора хотели напечатать в «Спутнике юношества», приложении к «Диарио де Лисбоа». Вот будет занятно увидеть имя Витора Мануэла в газете! Я, пожалуй, куплю несколько штук и пошлю на Острова, в редакцию «Архипелага». То-то удивятся наши друзья в Прае! Подумать только, сын несчастного ньо Той до Розарио в газете печатается! Витор сейчас на улицу вышел воздухом подышать. В воскресенье самое время прогуляться. Иной раз, бывает, и с ребятами подерется. А как же иначе? Пареньку необходимо размяться, дать волю рукам. Всю неделю работает как проклятый. А нынче принял душ, побрился, ногти подстриг, причесался, привел в порядок свою курчавую шевелюру — (она лукаво подмигнула нам), — вырядился в новый костюмчик, надел ботинки, что я купила ему на прошлой неделе, и был таков. Бродит сейчас где-то по улицам, на мир смотрит. За этого парня можно не беспокоиться. Вы бы почитали, какие сочинения он пишет. Как-нибудь я позову вас в гости отведать кускуса на меду. Сейчас у меня кастрюлька для кускуса прохудилась, не в чем приготовить, я попросила прислать мне с Зеленого Мыса новую, здесь ведь таких не делают, угощу вас кускусом на меду и кофейком с острова Фогу, поджаренным и смолотым по всем правилам, словом, Жожа приготовит все как полагается, и тогда вы познакомитесь с Нельсоном. Честное слово, паренек что надо, голова у него отлично работает».

«Скажите, нья Жожа, — спросил я, — у вас в доме, кажется, еще и девочка живет?» — «Да нет, это моя внучка Мими, иногда забегает меня проведать, ей семь лет. Такая малышка, а уж проказница, никакого сладу с ней нет. И язык у этой девчурки здорово подвешен, так я и сказала однажды ее матери по телефону. Знаете, этой девчушке только бы учиться да учиться. Когда она бывает у меня, я учу ее уму-разуму: если говоришь на креольском, это должен быть чистый креольский, без примеси португальского, а если по-португальски — старайся говорить правильно, да, я хочу научить Мими хорошему произношению. Я всегда любила читать, узнавать новое. Человек должен сам всему учиться, нельзя же всю жизнь оставаться круглым невеждой и ровным счетом ничего не уметь. Наши земляки должны показать себя, я это постоянно твержу. Ведь жители Островов Зеленого Мыса — люди умные, смекалистые и, коли захотят, могут всюду выдвинуться. Беда в том, что многие наши соотечественники не умеют найти применения своим способностям. Вот и слоняются по лиссабонским пивнушкам, убивают время на Кайс-до-Содре, в Кампо-де-Оурике или еще в каких подозрительных местах — совсем как в портовых забегаловках на острове Сан-Висенти. Сюда приезжает много девушек из наших краев, а кем они становятся? Стыдно сказать, потаскушками. И все кругом это знают. Зеленомысцев, сумевших достичь высокого положения, немало, но попадаются среди них и совсем никчемные люди. Правильно сказал креольский поэт Сержио Фрузони: у зеленомысца пороху много, а тормозов никаких, не человек, а дьявол. Креол нигде не пропадет. Правда, он любит прихвастнуть и порисоваться, и не признает никаких замечаний. Но разве бывают люди без недостатков? Знаете, держала я одно время служанку, родом с острова Сан-Николау. Ее прежние хозяева — доктор Фонсека и его жена Лия, вы ее, конечно, знаете, она уроженка Санту-Антана, — так вот, они уехали на Канарские острова. Как-то Витор занимается французским языком, а я сижу рядом с ним и смотрю в учебник, я ведь еще помню по-французски несколько слов, недаром два года в лицее проучилась. Так вот, эта девчонка — Лулуша ее звать — подходит к нам, поводя бедрами, ладная такая и хитрая, как бес, и спрашивает: «Нья Жожа, что это за язык?» — «Латынь», — отвечаю. «Ах, моя бабушка на Санту-Антане часто читала по-латыни». Воображаете, как эта бабушка, неграмотная старуха, которая живет у черта на куличках, в Рибейра-де-Паул, читает по-латыни! А может, ее, сердечной, давно и в живых-то нет, упокой господи ее душу. Вот какая хвастушка была эта Лулуша. Не так давно наши земляки устроили тут в Доме Алентежо вечеринку, и эта паршивка Лулуша непременно захотела пойти. Я ей говорю: «Милая, ты себя там будешь неловко чувствовать, ты же никого не знаешь, эти люди вовсе тебе