Шрифт:
Закладка:
— Постой, постой, — запротестовал начальник лесовиков, как бы оскорбившись за свое поруганное величие. — Как это так — «Этого я забираю»? Ты, что ли, тут главный? Если так, то мне об этом сообщить забыли, ты уж не обессудь. Ты станешь забирать — а лес валить кто будет?
— Твои проблемы, — сказал старшина конвоя. — А чтобы тебе не страдать, ты позвони своему начальству на Базу — может, они тебе на этот счет мозги продуют. Мне же разговаривать некогда.
И зашагал, не оглядываясь, а Милов — за ним, на два шага отставая, соблюдая вежливость. Значит, назначение его можно было считать состоявшимся. Если, конечно, он в ближайшие несколько минут не осрамится, заняв водительское сиденье. Ну и, разумеется, если с пятой колесницей не пришлют шофера из резерва, который там, по соседству с Кругом, наверняка был, хотя и явно небогатый: взяли же они там с ходу этого урку…
Вспоминать об убитом не хотелось, и Милов призакрыл глаза, стараясь сосредоточиться на предстоящем испытании по водительскому мастерству и умению. Конечно, высокого класса он здесь никак не покажет; однако, и конкурс сейчас тут пристойный: всего один человек на место. Шанс имеется. У технетов все делается просто. Это преимущество перед людьми у них, несомненно, есть. Преимущество, если вдуматься, весьма и весьма немалое.
Старшина конвоя собственноручно распахнул перед ним дверцу машины, чье дно Милов накануне разглядывал снизу, лежа между колесами.
— Ну-ка, покажи права для порядка…
К этому требованию Милов был готов; полученный в ракетной шахте водительский документ был у него наготове.
Старшина осмотрел карточку весьма внимательно.
— Ну, — сказал он и, похоже, даже повеселел немного, — у тебя, я вижу, всё в порядке. Сколько времени не ездил?
Милов прикинул.
— Да с неделю, пожалуй.
Оно и на самом деле так было. Улетая из Москвы, он в Шереметьево приехал еще на своем драндулете, который сейчас дремал бы там на стоянке, одновременно грабя Милова — удовольствие это теперь стоило недешево, — если бы провожавшие его дружки не пообещали отогнать машину домой.
—. Всего-то? Ну, тогда я тебя и проверять не стану. Влезай, осматривайся. Времени у тебя не так много: сегодня стартуем. Должны сегодня, — уточнил он, словно самого себя убеждая в скором отъезде. — Только не обижайся: если пришлют запасного… — Тут он задумался, почесал в затылке: — Хотя, конечно, не сказано еще, какого пришлют… Вот мне в Круге подсунули одного, — у меня водитель заболел…
— Чего-нибудь такого съел?
— Ну, съесть не съел… Пришлось оставить, в общем. Так вот, подсунули мне парня — на язык крутой, а водила средненький, ему только на такси баранку крутить. Зато воровать оказался мастак. Оно и лучше, может быть, что исчез, но вот денег жалко — они на дороге не валяются. Ну, разыщу — посмотрим, кто в проигрыше… Ты мне еще одно скажи: а с этой техникой обращаться умеешь?
Он кивнул на пристроенный в кабине автомат, затем — на лежавший позади, на спальной полке, ручной пулемет.
— Имею опыт.
— Ценно. Тогда у меня всё. Спроси, если что неясно.
— Ну, что ж, — сказал Милов безразлично. Вставил ключ, повернул. — Бак полный, это хорошо. Так… Вроде бы, все нормально, вопросов нет. А что тут — его барахло?
— Чье же еще. Пользуйся, если что-нибудь нужно.
То, что было Милову нужно, он уже заметил: рацию.
И уж тут с питанием никаких сложностей не должно было возникнуть.
— Ладно. Если надо будет.
Старшина мог бы уже уйти, но помедлил, словно бы о чем-то задумавшись.
— Слушай: а я тебя не встречал раньше? Словно бы не впервые вижу. А ты меня не вспоминаешь? Ты где ездил раньше?
— Я помню, что ли? — ответил Милов легко: ему, исправному технету, ничего такого помнить и не полагалось, тут он был в своем праве.
Ну да, конечно…
А старшина, выходит, помнил. Но не объяснять же было ему, что Милова он мог заметить — ночью на дороге, когда конвой выезжал из Круга, и водители обстреляли кого-то, кто вроде бы пытался то ли остановить их, то ли напасть… Однако, зрительная память у него острая. А водители конвоя, выходит, могут позволить себе и обладать нормальной памятью; и в самом деле, привилегии у них немалые.
Жаль, что пользоваться ими вряд ли удастся долго.
— Ладно, — сказал старшина перед тем, как удалиться по своим делам. — Ночью, вернее всего, спать не придется. Так что используйте время для того, чтобы отдохнуть, как следует.
Он обратился вдруг почему-то на «вы», что было вовсе не обычно для водителя тяжелой, машины при общении с подчиненным. Но может быть, это должно было означать лишь, что отныне Милов — свой, а уважение к своим надо было специально подчеркивать. Тоже привилегия.
— Я ночью выспался, — сказал Милов. — Не ждал, что дела так повернутся.
— Ну, вам виднее, тогда посидите в кабине, осмотритесь; машины у нас специальные, что-то, может быть, и не сразу поймете. Тогда до вечера успеете спросить — у меня, или у кого-нибудь из коллег, все равно. Обживайтесь, в общем. И свое имущество сразу же перенесите в машину. У нас случается так, что времени на сборы не остается: скомандовали — и через пять минут мы уже на трассе.
— Так и сделаю, — кивнул Милов с готовностью.
Он задумчиво глядел вслед удалявшемуся старшине. Ветер, значит, меняется. Меняется ветер…
3
(46 часов до)
Он открыл дверцу, соскочил на землю. А сейчас что за ветер? Откуда и куда?
Воздух сейчас тек на восток. Минуя посты и таможни.
Ветер меняется. Надо понимать — завтра ожидается восточный. И он уж установится на достаточно долгое время. Повадки здешних воздушных потоков Милов помнил хорошо.
«Постой, — сказал он себе. — Все это ты предполагаешь» исходя из того, что переход границы состоится. То есть, при хорошем западном ветре. Но ведь ветер-то уже рыскает, он уже явно заходит к северу, и к рассвету может установиться прочный ост. Или норд-ост к осту, на худой конец.
А это означает отмену операции. Во всяком случае, в таком ее варианте. Или, если не отмену, то на худой конец замораживание ее — впредь до попутного ветра. Выжидание.
Чтобы успеть до перемены ветра, конвой должен двинуться в путь сегодня. Но, кажется, сделано уже все, что было в миловских силах и возможностях, чтобы колонна сегодня не отправилась. Границу, как правило, переходят ночью. Что до самого Милова
