Шрифт:
Закладка:
Приемная ничуть не изменилась с тех пор, как он ушел отсюда десять дней назад. Все так же стрекотало и булькало на полках и столиках, по-прежнему чинно дремали в рамах портреты, вот и щеголь Блэк, как всегда эффектен на фоне драпировок... А в портрет Дамблдора словно попало «Бомбардо Максима».
Портьеры висели клочьями, шелковая обивка стены позади кресла порвалась в нескольких местах, а само кресло выглядело так, будто его драла когтями стая диких кошек. Снейп вспомнил, что после выхода из рамы портрета Морганы с осиротевшим интерьером творился похожий кошмар.
Ни в кресле, ни на какой-либо другой картине бывшего директора не было. На спинке, приколотый булавкой для галстука, виднелся лист бумаги. Знакомый четкий почерк: «Бойтесь скуки, Северус. Она хуже смерти».
— Вчера, когда мы вернулись из суда, я все пересказала Альбусу, — начала объяснять МакГонагалл. — Он сидел в своем кресле, и все выглядело, как обычно. Молча выслушал, ни о чем не спрашивал, когда я дошла до чтения Гризельдой его распоряжения — улыбнулся и кивнул... Вечером пожелал мне доброй ночи. А сегодня с утра — вот это.
— Вы подозреваете, он вышел из портрета? Но тогда на всех остальных должна быть серая пелена. Помните, как было с Морганой?
— Пелена появилась около полуночи, ее увидел Филч и разбудил меня. Ни один из портретов не мог сказать, что происходит, а спустя какое-то время она пропала сама собой. И Дамблдора никто больше не видел. — МакГонагалл с подозрением посмотрела на Снейпа: — Почему он оставил обращение именно к вам? Вы еще о чем-то с ним договаривались?
— Вероятно, он предполагал, что после суда я захочу увидеться с ним... И в его планы это не входило, судя по всему. Нет, ни о чем мы не договаривались.
— В его возрасте подобные сумасбродства — дурной тон, — наставительно заметил Финеас Блэк. — Осознающий свое высокое положение портрет ведет себя соответствующе...
— Наверное, Альбус иначе понимал свое положение, — перебила МакГонагалл. — На этом предлагаю закончить обсуждение его поступка.
Северус подошел ближе к опустевшей раме. Он сказал МакГонагалл, что явился попрощаться... Так оно и было, но прежде очень хотелось узнать у Дамблдора, что двигало им, когда он собрал двух старейшин Визенгамота, одного пожилого экзаменатора и связал их Непреложным Обетом? Почему позаботился о человеке, о котором, кажется, не заботился никогда? И ушел, не дожидаясь благодарности, оставив странное напутствие — именно ему, точно знал об ученике самое главное и понимал его, как никто другой. И если запоздали слова, у ученика все-таки остается еще одна возможность выразить свою признательность учителю.
Северус закатал рукава мантии и сорочки. Пружина под ребрами вздрогнула, просыпаясь. Волна судороги прокатилась по плечам — мучительная, но, к счастью, более короткая, чем в первый раз. Он закрыл глаза и приложил ладони к шершавому волшебному холсту. В памяти легко воскресли краски, контуры и расположение деталей. За спиной тихо ахнула МакГонагалл.
Северус убрал руки и отступил на несколько шагов. Все удалось как нельзя лучше.
— К сожалению, секрет магических красок мне незнаком, поэтому он останется неподвижен. Но, думаю, это лучше рваных штор и дырявого кресла.
— Высшая трансфигурация?! Кто бы мог подумать... Что ж, раз вы настолько продвинулись в этой области магии, могу предложить вам место преподавателя трансфигурации. Или предпочитаете вернуться к зельеварению?
— Нет, благодарю. Меня не привлекает ни первое, ни второе, — Северус раздумывал, показать ли ей тайный кабинет и спальню, и решил, что не стоит. В конце концов, портрет Блэка тоже знает о них, пусть он и расскажет, если пожелает.
— Надеюсь, вы не метите снова в директоры?!
— Повторяю, я пришел только попрощаться. Впрочем, у меня есть просьба: если Эдит Мальсибер не возражает, оставьте ее в Хогвартсе, пожалуйста.
— О Мальсибер можете не беспокоиться, — впервые с начала разговора МакГонагалл улыбнулась. — Кроме того, я предложила Квиринусу Квирреллу вести объединенный предмет, куда войдут история магии и магловедение.
— Тогда мне больше не о чем просить. Спасибо, что не завели разговор об убийстве Дамблдора. Счастливо оставаться.
— Подождите... Северус, — несвойственная ей нерешительность в голосе и обращение по имени вместо привычного «мистер Снейп» заставило его остановиться. — В начале нашей встречи я сказала, что собиралась послать вам сову. Я написала вам подробное письмо, но раз вы явились, выскажу все лично. Прошу выслушать и не перебивать.
И без того прямая и строгая, Минерва теперь напоминала статую. Только по бледному румянцу на скулах и глубокой складке между бровями можно было догадаться, каких усилий ей стоило сломить собственную гордость.
— Мои коллеги убеждены, что мне следует извиниться перед вами за резкие высказывания в ваш адрес. Последние слова и действия Дамблдора, человека, которого я глубоко уважаю, навели меня на мысль, что, возможно, коллеги в чем-то правы. В связи с этим я готова принести вам свои извинения. Вы примете их?
В течение ее недлинной речи Северус испытывал странное чувство неловкости. Словно эта женщина вдруг принялась раздеваться, и ему очень хотелось крикнуть: «Прекратите! Не надо!»
— То есть вы хотите сказать, что уже не считаете меня предателем и убийцей?
— Да. Очевидно, я ошибалась.
— Нет. Вы были правы.
В ее глазах — глазах бесстрашного человека — промелькнул ужас. А он продолжал говорить, и ощущение долгожданной свободы росло в нем с каждым произнесенным словом:
— Я убил своего отца и еще одного магла, не знаю его имени. Отравил Игоря Каркарова. Передал Темному Лорду пророчество о Гарри Поттере и тем самым погубил его семью. Я предавал своих учеников. Наконец, я предал лично ваше доверие, Минерва. Помните мою выходку с волшебной палочкой? Она была фальшивая, я просто воспользовался вашей порядочностью. Как видите, вам не за что извиняться. Дамблдор держал меня здесь, потому что я был ему нужен. Полагаю, у вас надобности в штатном мерзавце не возникнет.
МакГонагалл ничего не ответила, но Снейпу уже были безразличны причины ее молчания. Он коротко кивнул ей и вышел из кабинета.
