– Ничего сложного, – громко заявила Люси. – Я покажу всем, что модно одеваюсь. Не произнесу ни слова на тему избирательного права для женщин, заразных болезней или политики. Буду вести беседы со всеми самыми почтенными матронами из высшего общества, которых мы только сможем заманить в наш круг. Буду танцевать вальс.

Хэтти, сидевшая напротив, встрепенулась:

– Вальс? Что-то новенькое в списке.

«Вот именно», – едва не сорвалось у Люси с языка. Возможно, потому что она неестественно много думала про алое бальное платье, которое составляло половину ее багажа.

Хэтти обвела подругу взглядом – в который раз! – и радостно воскликнула:

– У тебя не должно быть проблем по первому пункту списка. Ты очень элегантна. Хотя, извините, я повторяюсь…

Всякий раз, когда Хэтти говорила эти слова, она прижимала ладони к сердцу, а карие глаза увлажнялись. Ей действительно доставляло удовольствие видеть других людей красивыми, особенно если они следовали ее советам по части моды.

Люси провела рукой по светло-серому дорожному платью. Стоило ей пошевелиться, как вокруг распространялся запах качественной шерсти. Новые платья были современными, элегантными и подчеркивали достоинства фигуры. А также ограничивали движения, потому что за элегантность пришлось платить удобством – модели были выкроены из одного куска ткани и плотно прилегали к телу. Прежние платья Люси кроились из трех деталей. Прежде чем предстать перед взыскательной толпой, желательно отучиться размахивать руками. И все-таки ни одно из ее модных приобретений не может котироваться как адекватный ответ на самый последний ход Тристана.

Новость о том, что он является автором «Поэтических россыпей», во вторник стала газетной сенсацией. Утром в среду Люси получила отчаянную телеграмму от леди Афины, выполнявшей в «Лондонском печатном дворе» функции администратора: что делать с почтой? Офис был завален письмами, половина из которых благоухали духами. А еще их забросали «баллентинками» с требованиями подписать и вернуть отправительницам. Люси поехала в Лондон. Ей пришлось нацепить на себя свою самую агрессивную мину, чтобы отделаться от оравы журналистов, карауливших у бокового входа в издательство. К вечеру четверга стало ясно, что нужно как можно скорее выпустить второе издание стихов Баллентайна. А где же сам Тристан? Разослав курьеров куда только можно, Люси обнаружила на его столе записку: «Занят редактированием военных дневников. Не забудь поблагодарить меня за будущий рост продаж».

Из горла у нее вырвался возглас досады. Поймав встревоженный взгляд Хэтти, Люси поспешно сказала:

– А все благодаря ему!

Хэтти прикусила нижнюю губу:

– Ага, ему.

А ведь она не знала и половины! Конечно, Люси не стала беспокоить подруг и не поведала им о непристойном предложении.

– По-моему, реклама пошла на пользу «Лондонскому печатному двору», – подала голос Катриона. Она помалкивала всю дорогу, погрузившись в чтение. Вот и сейчас сидела, уткнувшись в лежащий на коленях фолиант.

– Неужели это правда? – воскликнула Люси. – Неужели стоимость компании и количество заказов взлетели вверх за одну ночь? Да. А лорд Баллентайн? Стал ли он более влиятельным? Снова да.

В карете повисла тишина. Все углубились в мысли.

Наконец Хэтти, которая была не в состоянии долго размышлять, спросила:

– Ты уже прочла?

– Его стихи? Нет.

Хэтти изучила подругу с напряженным вниманием, которое усвоила, стоя перед мольбертом и прикидывая в уме композицию будущей картины.

– Могу я спросить почему?

Люси пожала плечами:

– Это все лирика.

– Но… почему?

– Многие ли джентльмены пишут стихи для своих возлюбленных?

– Надеюсь, что да.

– А многие ли джентльмены заводят любовницу сразу по окончании медового месяца?

Рыжеватые брови Хэтти сдвинулись:

– Полагаю, немногие.

– Более чем немногие. И я на месте жены чувствовала бы себя дважды обманутой, если муж развлекается с другой, в то время как я сижу дома с кучей бумажек, уверяющих меня в его неугасаемой страсти. Поэзия – это ложь.

Очаровательное лицо Хэтти вытянулось:

– Довольно циничный подход.

– Я бы назвала его реалистичным.

Хэтти упрямо вздернула подбородок:

– Даже если романтические чувства со временем увянут, все равно стихи были искренними в момент написания!

Люси пожала плечами:

– Что толку в искренности, которая длится всего лишь миг? Ей следовало бы быть более долговечной. Уж если ты умеешь выражать свои чувства письменно, и к тому же в рифму, позаботься, чтобы они сохранились на века. Лучше отправлять мимолетный всплеск эмоций в корзину, а не использовать его для соблазнения ничего не подозревающей дамы.

Хэтти захлопала глазами, словно ее окатили водой:

– Боже праведный! Это всего лишь стихи.

Катриона медленно оторвала взгляд от книги:

–Всего лишь стихи?

Хэтти всплеснула руками:

– А давайте поспорим, что домашняя вечеринка обернется скандалом? Да, опять. Потому что так происходит всегда, стоит нам появиться где-либо вчетвером.

Люси охватил приступ паники. Она погрозила Хэтти пальцем:

– Харриет Гринфилд, не смей накладывать проклятие на будущую вечеринку!

– Да, не надо, – вмешалась Катриона. – Аннабель будет крайне огорчена.

– Я не могу ничего поделать со своей интуицией.

– Пожалуйста, попытайся! – попросила Люси.

Карета вкатилась в просторный двор Клермонта. Люси поразилась. Здания, последний раз виденные в детстве, при повторном посещении обычно кажутся меньше. Но только не Клермонт. Настоящий дворец размером с небольшой город! Длинные ряды колонн вдоль фасада дома, похожие на часовых, уходили вдаль.

По двору двигались вереницы элегантных карет. Большинство из них доставили сюда людей, с которыми Люси в последний раз сидела за одним столом лет десять назад. Наверное, многие из гостей считали ее предательницей.

Люси почувствовала себя некомфортно. Она стала настоящим профессионалом, изо дня в день балансируя на грани респектабельности и принятых в высшем обществе правил, и сама мысль о том, что придется отряхнуть пыль со старого фолианта и вновь перечитать пресловутый устав, заставила вздрогнуть от нехороших предчувствий.

Герцог лично приветствовал гостей у парадного входа. По невозмутимости его худощавая фигура вполне могла соперничать с колоннами. Настоящий викинг – бледная кожа, холодные глаза, светлые скандинавские волосы, выразительный рот. Скандал не сломил его. Один вид подобной приверженности традициям вызвал бы у прежней Люси соблазн намеренно вывести хозяина из себя, так чтобы пух и перья полетели!