– Дома, в Тауэрхилле?

– Нет, здесь, в Денвере. Конечно, придется переехать, но он говорит, что зарплата будет хорошей. И не волнуйся, детка! Все наладится!

Я обожаю садоводство, но оно меня угробит!

Уважаемый домовладелец!

Благодарим Вас за письмо и присланные образцы.

В образце почвы было обнаружено исключительное высокое содержание свинца и ртути, остаточные следы молибдена и силена, а также небольшое количество солей серебра. Кадмий обнаружен не был. Образец воды содержит свинец, мышьяк, силен, а также соединения натрия и калия; особенно обильно представлен нитрит натрия. Мы подозреваем, что купленный Вами дом стоит на породах из шахтных хвостов, а потому советуем за решением данного вопроса обратиться к прежнему домовладельцу. Вы не писали, есть ли у вас дети, но если они есть, обращаем ваше внимание на опасность, которую представляют для них свинец и нитрит натрия, находящиеся в земле и воде в таких объемах. Будем признательны за предоставление скорейшей оплаты наших услуг.

Искренне Ваш…

Пришла беда – отворяй ворота!

Денис Мейсон оставила Гарольда, Джози и мальчика семейства Хенлоуз в игровом центре и отправилась в офис к доктору Клейфорду. Она считала, что социализация детей должна начинаться в самом раннем возрасте, и черт с ним, с риском заразиться, который заставляет таких родителей, как Билл и Таня Чалмерс (почили с миром, сделавшись вместе с сыном своим, Антоном, жертвами схода лавины в Тауэрхилле), держать детей дома так долго, как только можно. Кстати, каким неприятным субъектом стал этот Антон!

Офис доктора Клейфорда служил органичным обрамлением личности хозяина. Клейфорд сидел за антикварным столом красного дерева с кожаным верхом, оттененным золотой раскладкой, в кожаном же вращающемся кресле. Он был жесткий, как червяк-проволочник, суровый, как брезент, и непробивной, как броня танка средней мощности. Денис однажды слышала, как в один из редких моментов, когда на него нападала шутливость, он сказал, что горд тем, что принадлежит к «поколению старых гвоздей». Денис числилась его пациенткой много лет, еще со времен, предшествовавших замужеству, хотя доктор ей не нравился – он держал дистанцию и с ним было трудно говорить. С другой стороны, в его старомодных манерах было что-то придающее уверенность. Более всего доктор напоминал Денис ее отца.

В первый раз доктор Клейфорд не встал при появлении Денис, а только показал ей на кресло, которое стояло перед его столом. Недоумевая, Денис села.

– Итак, в чем проблема?

– Ну, как вам сказать…

Денис почувствовала, как лицо ее становится пунцовым.

– Все это время я чувствовала себя достаточно усталой. А теперь – эти выделения. И раздражение…

– Вагинальное раздражение? Так это гонорея, которой наградил вас ваш муж!

– Что?

– Я велел ему отправляться на Маркет-стрит. Они специализируются в таких делах. Разве он вам не сказал?

Не произнеся ни слова, Денис покачала головой. Вот оно что! Теперь многое стало ясным!

– Типичный случай! – продолжал Клейфорд, не скрывая своего презрения. – Абсолютно типичный! Продукт современной вседозволенности. Лживое, жадное, ленивое, замкнутое только на своих интересах поколение, готовое мгновенно изобрести любую ложь, лишь бы избежать последствий своих деяний. Именно эти люди и составляют главную причину всех бед нынешнего мира.

Неожиданно доктор перегнулся через стол и принялся угрожающе размахивать карандашом.

– Вам следовало бы ежедневно видеть то, что вижу я. Дети из хороших семей, ставшие ненормальными из-за отравления свинцом! Слепые в результате унаследованного от родителей сифилиса! Задыхающиеся от астмы! Костный рак, лейкемия! Бог знает, сколько всего еще!

Разойдясь, доктор начинал брызгать слюной.

Денис смотрела на Клейфорда так, словно видела в первый раз.

– Вы лечили Филипа от этой… болезни? – наконец спросила она.

– Нет, конечно! Я сказал ему, куда следует обратиться – ему и вам, естественно. Я не собираюсь прикрывать его. Если бы мы не забыли о своей ответственности за все и всех, мир не превратился бы в то, во что он превратился!

– То есть он обратился к вам за помощью, а вы отказали?

– Я же говорю вам, – буркнул Клейфорд, – я рекомендовал ему обратиться к специалистам.

Неожиданно Денис почувствовала, что уже не видит доктора – жгучие слезы полились из ее глаз. Одним резким движением она встала и выпрямилась, словно тетива лука, со щелчком выпустившая стрелу.

– Ты – старый ублюдок! – воскликнула она. – Самовлюбленный осел. Ты лжец! Это вы отравляете мир, вы и ваше поколение! Вы делаете моих детей калеками. Вы позаботились о том, чтобы они никогда не ели чистую пищу, не пили свежую воду, не дышали воздухом без химии. А когда кто-нибудь приходит к вам за помощью, вы поворачиваетесь к нему спиной!

Неожиданно для самой себя она принялась швырять в Клейфорда все, что попадалось ей под руку, – большую стеклянную чернильницу, залившую великолепными черными чернилами его белую рубашку, книгу, пачку бумажных листов.

– Филип совсем не такой! Не такой! Он мой муж, и я люблю его!

Денис резко развернулась. Перед ней оказался шкаф со стеклянными дверцами, полный книжек по медицине. Она ухватилась за одну из дверец шкафа и всем весом надавила на нее. Как это было чудесно – услышать, как дверца лопается и рассыпается по полу звонкими мириадами осколков!

В конце концов, все это застраховано в «Городе Ангела».

И Денис вышла из кабинета.

Какой позор!

– Господи! – сказал мистер Бамберли, склонив голову за столом из мореного дуба, – войди с молитвой в наши сердца, и так же, как эта пища питает наши тела, напитай словом своим наши души. Аминь!

«Аминь!» – отозвался нестройный хор, и ему вторили своим глухим позвякиванием фарфор и столовое серебро. Молчаливая темнокожая толстушка, работавшая у Бамберли служанкой, – ее звали Кристи – предложила Хью на выбор булочку или ломтик хлеба из хлебной корзинки. Хью взял булочку. Как обычно, в салате было слишком много уксуса. Язык от него точно в трубочку сворачивался.

Хью приехал на выходные из колледжа и теперь, после посещения церкви, участвовал в ритуале семейного ланча. Слугам тем не менее не было предоставлено возможности реализовать свои религиозные пристрастия, хотя и Кристи, и Этель, повариха, были религиозны – часто можно было слышать, как они на кухне распевают псалмы.

Но воскресным утром, часов с шести, они пахали, как рабы, чтобы приготовить ланч на всю семью.

Напротив мужа, с физиономией, на которой застыла кукольная улыбка, сидела миссис Бамберли, пухляшка Мод. Она была на десять лет моложе своего супруга и имела «ай-кью» на десять пунктов меньше, чем