Он расскажет…

о лазури Ганга…

Но, боже упаси, никому не показывайте.

— У нас проще, чем вы думаете, — ответил Георгий.

Нина только по его рассказам знала, что такое Тихий океан, киты, акулы, косатки, кавасаки, трепанги, цветные медузы, огромные, как зонты, танцующие в глубине под скалами… Шантарские острова с каменными отвесами, плывущие под самолетом… Штормы в океане. И тишина… Лов осенней рыбы, побережье, заваленное драгоценной икрой. Стаи морских зверей, которые идут по морю, видны лишь их белые спины.

Раменов собирался недолго, завязывал свои картины, закрывал, упаковывал.

— То ли дело Шестакову — взял рукопись в портфель и поехал!

Георгий любит физическую работу, говорит, это родная сфера для художника.

Он только сожалел, что не осуществятся его намерения. В это лето хотел поплавать на крейсере, его приглашали моряки, он мог уйти на испытания и все поминал Владивосток, море, какое оно соленое, густосоленое, как он еще совсем юным немного плавал там, — запомнилось на всю жизнь. Не поплавал досыта. И на всю жизнь голоден остался, всегда тянет на море.

Редакция помещается в деревянном бараке во дворе нового пятиэтажного дома. Раменова сидела в редакции за своим маленьким столиком.

Под окном остановился «ГАЗ». Из машины вышел одетый в высокие желтые сапоги, в желтую кожаную куртку Владимир Федорович. На крыльце он вытер сапоги о половик.

Навстречу ему от стола с развернутой подшивкой газет оторвался молодой сотрудник в форме.

— Вы к редактору, товарищ Сапогов? Пожалуйста. Тарас Матвеевич у себя, я провожу вас.

— Нина Александровна! — воскликнул Сапогов как бы с удивлением и восторгом. Снял перчатки и подошел к ней.

У ее столика сидел плечистый светло-русый солдат. У него круглое лицо и огромные руки лезут из ссевшейся поблекшей гимнастерки. Он не встал при виде Сапогова.

’— Конечно, надо говорить «красивей», — видимо заканчивая разговор, сказала ему Раменова, — а не «красивей». — Она поднялась и подала руку Сапогову. Солдат сидел как ни в чем не бывало.

— Как же вы? Почему Георгий Николаевич уехал и даже не простился?

— Так получилось, Владимир Федорович, — вежливо ответила Нина.

— Ах вы, — с искренним упреком отозвался Сапогов. — Женя расстроилась…

Неслышно приоткрылась дверь. Редактор заметил, как сдержанно, с достоинством разговаривает Раменова. Тарас Матвеевич увел гостя в кабинет.

— Редкий случай, что вы заехали, — сказал он.

Обычно в стройтрест по всякому делу посылали корреспондентов. Еще сегодня звонили об одном неприятном читательском письме, на которое управление стройки давно не давало ответа. И вдруг сам управляющий явился с письмом.

Обсудив дело, он вышел с редактором и присел на опустевший стул около столика Нины Александровны.

— Евгения Васильевна позвонит вам сегодня… А я подскочу на стройку сталелитейного завода. Интересное новое дело начинается…

— Да…

— Ну да, теперь вы нас знать не захотите. Его ждет слава. Очень он развитый у вас парень!

Сапогов поиграл блестящими кожаными рукавицами, поднялся, не то хотел сказать что-то, не то ждал, что Нина заговорит сама.

Через минуту его машина закачалась на комьях глины под окнами. Маленький двор вокруг редакции во время дождей превращается в море грязи. Редакция тут временно. В непогоду дойти до нее от тротуара — целое событие. Сейчас жара, все засохло.

Редактор пригласил Раменову в кабинет. Сегодня в номер поставили новый фельетон Степанова. Заместитель редактора газеты, полноватый молодой политработник, — соавтор. Надо все выправить, перечитать еще несколько раз как следует.

Нина вышла, услышала, что в соседней комнате разговаривают сотрудники. Дверь открыта.

— Корреспондент «Правды» много говорил о низкой культуре строительных работ вообще и что-то про работу на участках… Видимо, подействовало на него.

— Да, он стал меняться. Был такой орала, гавкал по телефону…

— Корреспондент «Правды» вообще говорил много о стиле работы, о критике. Говорят, готовят целый ряд выступлений на эту тему. Сколько можно жить без критики. И, видите, сам приехал, привез письмо.

— Да, в нем есть перемена к лучшему. Какой вежливый. А раньше, бывало, здороваешься с ним — не отвечает и даже не заметит.

— Вообще-то он тип…

Никто, видимо, не предполагал, что Нина слышит.

— Вообще за ум взялся, — говорил соавтор фельетона.

— Вот его бы трахнуть.

Нине стыдно. Все знали, что она и Георгий бывают у Сапоговых. И при ней говорили о нем хорошо.

Нина сама замечала, что Сапогов стал сдержанней. Сегодня он так смотрел, словно раскаивается, хочет извиниться.

Она и прежде не знала, в чем выражалась его грубость с людьми, о которой иногда приходилось слышать. С ней и Георгием он и прежде был корректен.

В обеденный перерыв пошла в военную столовую. Получив борщ и котлеты, вышла на крыльцо. Ее ждал там белокурый рослый солдат.

— Я еще хочу узнать у вас, Нина Александровна, в каких случаях перед «ся» ставится мягкий знак?

Они шли среди пеньков по укрытому бревнами болоту. И от болота и от бревен шел жар.

— Вы в двухсотквартирном доме живете? А можно мне один раз зайти к вам, Нина Александровна, и посмотреть картины Георгия Николаевича?

— Пожалуйста, зайдите.

Солдат потер ладонью стриженый затылок.

— А ваш муж не рассердится?

— Нет, он не рассердится.

Солдат вошел в квартиру, пока Нина разогревала обед, смотрел картины в комнате. Студия была закрыта на ключ, и Нина никого не пускала туда.

— Познакомьте меня с товарищем Раменовым, — попросил солдат.

— Охотно…

Солдат понять не мог, дома ли Раменов. Ему хотелось поговорить с художником. В газете писали, что он уехал. Может быть, уже вернулся?

Они вместе пошли на работу. До конца дня Нина читала полосы, правила. Несколько раз ее вызывал редактор. Работа успокаивала, отвлекала от мыслей. Сегодня задержалась, не придется идти к Ольге.

***

Сапогов тоже задержался на работе.

— А я вам приказываю! — твердо и спокойно говорил он в трубку. — Вы слышите, слышите, закончить надо к пятнадцатому. Завтра я опять приеду и проверю лично. Цементом вы будете обеспечены. Значение объекта известно. Желаю успеха.

Он положил трубку. Огромная стройка жила. Работало множество людей на десятках строительных площадок. Строились деревянные и каменные жилые дома. Строились заводы.

Владимир Федорович подошел к углу и потрогал золоченую бахрому и кисти недавно полученного переходящего красного знамени. Оно стояло в углу кабинета, как бы напоминая о деле и о возможных успехах. А Сапогов думал о своем. Он приехал сюда недавно, послан из Москвы как хороший строитель.

Однажды в стройтресте шло собрание, и Сапогов беспощадно «распекал». Его голос так и сек виноватых. Народу было много, все в верхней одежде, сбились, стоят в проходе. И вдруг в самом зените