Шрифт:
Закладка:
В 1718 г. легенда зафиксирована снова в Европейской части России. В Преображенском приказе стало известно, что крепостная помещика Кикина говорила: «Государь не русской породы и не царя Алексея Михайловича сын; взят во младенчестве из немецкой слободы у иноземца на обмену. Царица-де родила царевну, и вместо царевны взяли ево, государя, и царевну отдали вместо ево».[285]
Иногда о происхождении Петра говорилось еще определеннее: он сын Лефорта. В августе 1700 г. по извету каширского попа Олимпия был арестован крестьянин Семенов, который говорил: «Государя-де нынче на Москве нет. А который-де ныне на Москве государь и есть и он какой государь, Лефортов сын, а не государь».[286] В 1702 г. дьякон Чудова монастыря Иона Кирилловен говорил монаху Феофилакту: «Государь-де не царь и не царскова поколения, а немецкова… Когда были у государыни царицы Натальи Кирилловны сряду дочери и тогда государь, царь Алексей Михайлович, на нее, государыню царицу, разгневался: буде-де ты мне сына не родишь, тогда-де я тебя постригу. А тогда-де она, государыня царица, была чревата. И когда-де приспел час ей родить дщерь и тогда она, государыня, убоясь его, государя, взяла на обмен младенца мужеска полу из Лефортова двора».[287]
Феофилакт в феврале 1702 г. покинул Чудов монастырь и ушел на Украину, где бродил около 7 месяцев, распространяя легенду. После возвращения в монастырь он был арестован и доставлен в Преображенский приказ. По этому делу тогда же было привлечено еще несколько лиц.
«Лефортовский» вариант легенды одновременно объяснял и особое расположение Петра к Францу Лефорту, назначение его адмиралом, «сыновнее» следование за его санями при триумфальном въезде в Москву в 1697 г., назначение Лефорта главой «Великого посольства» и другие факты, говорившие об исключительном его значении в эти годы.
Вторая редакция легенды («Петр подменен за морем»), вероятно, формировалась в те же годы (наиболее ранняя ее фиксация относится уже к 1701 г.), но после 1704 г. она получила большую популярность, чем первая. В ней утверждается подмена царя не в детстве, а «за морем» во время «Великого посольства». В некоторых вариантах этот мотив фигурирует в самой общей форме. Так, в 1705 г. белевский крестьянин Г. Анисифоров рассказывал: «Нашего-де государя на Москве нет. Это-де не наш царь, то-де басурманин, а наш-де царь в иной земле, засажен в темницу».[288]
Костромской помещик Василий Аристов, привлеченный за «непристойные слова», говорил: «Это-де нам какой царь, он-де не царь, взят с Кокуя (т. е. из немецкой слободы. — К. Ч.). А наш-де царь в забвении в немецком государстве. Видишь-де, живет все по-немецки и бояр много казнил, и стрельцов много побил, а набрал все дрязгу, холопья в солдаты. А стрельцы-де были воины».[289]
В изложении крепостного Ф. Степанова в 1701 г. легенда звучала так: «Государя-де на Москве нет. Семь лет в полону, а на царстве сидит немчин. Вот-де тысячи с четыре стрельцов порубил. Есть ли б де он был государь, стал ли б так свою землю пустошить».[290] Иногда вносились подробности: Петр в Риге «закладен в стене», а в Москве «немчин подмененный».[291] Упоминание Риги здесь не случайно. Оно, вероятно, связано с тем, что Петр во время путешествия был обижен шведским губернатором этого города Э. Дальбергом, не разрешившим ему осматривать городские укрепления и не оказавшим ему никакого внимания, так как официально было объявлено, что царя в составе посольства нет.[292]
В 1699 г. рижский эпизод фигурировал в качестве одного из оснований объявления войны Швеции.[293]
Другие два варианта совершенно не связаны с какими-либо историческими фактами. По одному из них царствует в Москве немец, а «наш царь в немцах в бочку закован да в море пущен»,[294] по другому — он пленен во время путешествия по Швеции в Стокгольме («в городе Стекольном», «в царстве Стекольном»). В 1701–1703 гг. велось следствие по делу посадского человека Лариона Зломана из с. Лыскова под Нижним Новгородом, который рассказывал: «Какой-де он государь, он-де не государь, немчин. Государь-де ездил в Стекольное и попал там в неволю и ныне-де он, государь, в неволе в Стекольном, а вместо ево к Москве прислан немчин, а к тому-де немчину и сестра приехала из немецкой земли и ныне она на Москве».[295] За такие речи Ларион был приговорен к смертной казни.
Примерно то же рассказывал И. Шелудяк — один из вождей астраханского бунта. Он «говорил, слыша из народной молвы, будто государь не прямой, потому затеяно-де, чего при прежних государях не бывало», царь «подменен» и находится «в полону в Стекольном».[296]
Терский атаман Андрей Хохлач, тоже участник астраханского бунта, после пытки признал, что получил из Астрахани письмо, в котором говорилось: «А государь-де в живых ли или нет, того не ведают, а иные-де говорят, будто он, государь в Стекольном в заточенье. Мы-де послали до Царицына проведать, жив ли он, государь».[297]
Пыточные речи других участников астраханского восстания подтверждают, что легенда сыграла значительную роль в развитии идеологии его участников. Так, один из них, Терентий Корешило, говорил: «И есть ли донские казаки к ним пристанут и им, Царицин взяв боем, идти до Москвы и по дороге имать городы и противников побивать до смерти для того, что в Астрахани была молва: государь в Стекольном закладен в столбе, а на Москве управляют бояре Бутурлин да Головин, и пришед к Москве проведать, было то подлинно. А проведав, что было делать, о том в переговоре не было».[298]
В «Стекольный» вариант иногда проникал эпизод с бочкой, и легенда получала наиболее законченный для второй редакции вид. Этот вариант представлен в документах, связанных со следствием по делу дворцового повара Якова Чуркина и его жены в 1704 г., и впервые был опубликован С. М. Соловьевым в 1862 г., перепечатывался П. А. Бессоновым и А. Н. Пыпиным, был пересказан Г. Есиповым и В. О. Ключевским и недавно снова упоминался и цитировался Н. Б. Голиковой по документам Преображенского приказа:[299] «Как государь и его ближние люди были за морем и ходил он по немецким
