кривой улыбке, покрывшись холодным потом при мысли о том, что Генри мог открыть дверь и увидеть меня в обнимку с Хэйвудом в его постели. Под одним одеялом. Вот было бы позорище… Хотя нельзя сказать, что сейчас моя ситуация намного лучше.

– Генри, я хочу кое о чем тебя спросить, – я решительно сменила тему. – Вчера Хэйвуд сказал нечто странное. Он сказал, что знает мой «мерзкий секрет». Неужели он догадался?

Генри обеспокоенно огляделся по сторонам и придвинулся ко мне поближе.

– Расскажи дословно, что он говорил, – потребовал он, и я передала ему весь наш диалог. Однако, против моих ожиданий, вместо того чтобы расстроиться, Генри успокоился и даже заулыбался.

– Могу торжественно заверить тебя, Эмили, – произнес друг, еле сдерживая смех, – он ничего не заподозрил. Точнее, заподозрил, но совсем не то. К счастью для нас, Хэйвуд пришел к абсолютно неверным выводам.

– К каким? – недоуменно спросила я. Что еще он мог иметь в виду, говоря про мой секрет? И он же слышал, как я оговорилась, а потом потребовал, чтобы я не говорила о себе в женском роде…

– Видишь ли… – Генри замялся, но все же, кашлянув, ответил: – Он считает, что у нас с тобой отношения.

– А? – Я глупо хлопнула ресницами. – Но мы же… парни! Вроде как.

По крайней мере, если Хэйвуд не догадался, то он должен так считать.

– Ну… для некоторых это не проблема, – помедлив, пояснил Генри. – Есть люди, которые как раз предпочитают такие отношения.

– Что? – в шоке вопросила я и, кажется, покраснела. Так бывает? Какой ужас! Так вот почему он назвал меня извращенцем! И поэтому говорил, что ему противно…

Хотя, если ему так противно, то почему он обнимал меня ночью? Преисполнился жалости? Ему самому стало страшно?

Тут в дверях столовой как раз показался Хэйвуд. Он зашел быстрым шагом, но, найдя взглядом меня и Генри, склонившихся друг к другу, резко помрачнел и направился к раздаточным столам.

Я нахмурилась, провожая глазами его высокую фигуру. Какие у тебя мотивы, Хэйвуд? Если ты опасаешься приставаний с моей стороны, то почему затащил меня в свою кровать вчера ночью? И почему не выпустил из комнаты?

– Рановато ты сбежал, – было первым, что сказал мне Хэйвуд, когда добрался до нашего стола и водрузил на столешницу свой поднос. – Наверное, так и стремился встретиться с… завтраком.

Эта фраза прозвучала ядовито, будто в утреннем приеме пищи крылось нечто незаконное, а взгляд Хэйвуда при этих словах был почему-то прикован к Генри. Друг, ничуть не смущаясь его мрачного взора, закинул руку на спинку моего стула и с довольным видом отозвался:

– О да, завтрак – самый важный прием пищи. Не то что какой-то обед или, например, ужин.

Я тут же бросила укоризненный взгляд на Генри – мне почудилось, что он дразнит Хэйвуда. Тот и так нервный, не нужно его дополнительно провоцировать. Тем более тема беседы какая-то странная – завтрак. Впрочем, а завтрак ли они обсуждают?

Хэйвуду, наверное, тоже надоело говорить о такой банальной вещи. Подцепив вилкой хрустящую полоску бекона, он с вызовом спросил, глядя на руку Генри на спинке моего стула:

– Невеста не будет ревновать?

– Какая невеста? – спросили мы одновременно с Генри – он заинтересованно, я с возмущением. У него появилась невеста, а я не знаю? А еще лучший друг называется…

– Эмили Бишоп, – вдруг произнес Хэйвуд, переводя пристальный взгляд с лица Генри на мое, и от неожиданности я выронила вилку. Мое имя… Он все же догадался?

Однако, пока я поднимала столовый прибор, пара секунд передышки помогли мне осознать, что сосед имел в виду не это. И, выпрямившись, я насмешливо спросила:

– Кто это сказал, что она его невеста?

Губы Хэйвуда тронула легкая улыбка. Сейчас он выглядел до невозможности довольным, словно наевшийся сметаны кот.

– Все говорят, – медленно ответил он, неотрывно глядя мне в глаза, словно надеялся что-то там разглядеть. – И уже давно.

Переглянувшись с Генри, я закатила глаза. Опять началось. Нас сватали по несколько раз в год, и сплетни о нашей скорой и неминуемой свадьбе передавали нам с завидной регулярностью. Как будто женщина и мужчина не могут быть просто друзьями! Иногда мне казалось: даже если мы с ним внезапно влюбимся друг в друга, что маловероятно, то не станем вступать в брак. Просто чтобы не дать возможности всем этим сплетникам сказать: «А я так и знал!»

– Отвечая на твой вопрос – не будет, – с улыбкой сказал Генри Хэйвуду. Я, занятая своими мыслями, уже успела забыть, о чем тот спрашивал. Точно! Будет ли Эмили Бишоп ревновать. Бесспорно, к самой себе не поревнуешь. – Еще вопросы есть?

– У меня есть! – неожиданно прервал наш двусмысленный разговор бодрый Томас, с шумом плюхнувший свои тарелки на стол. – Я нечаянно пригласил двух девушек на один и тот же танец на балу, и что мне теперь делать? – Он сел за стол и принялся с озабоченным видом поглощать еду. – Может, есть какое-то заклинание раздвоения? Я же не думал, что они обе согласятся, а они взяли и согласились, – пояснил он с набитым ртом, и мы переключились на обсуждение его проблемы.

И лишь после завтрака, во время медленно тянущихся занятий, я смогла подумать о мотивах Хэйвуда. Зачем он сообщил эту устаревшую сплетню о нашей с Генри помолвке? Я украдкой покосилась на соседа, невидящим взглядом смотревшего перед собой. В памяти всплыли предположения друга. Если Хэйвуд решил, что у меня с Генри какие-то не совсем правильные отношения… Тогда, получается, он хотел нас поссорить?

Но зачем это моему соседу? Пытается таким способом направить меня на путь истинный, то есть к женскому полу? Это, конечно, очень благородно с его стороны… наверное. Но вот к девушкам я не привлекусь, даже если он очернит имя Генри в моих глазах. Что у него, кстати, не получится – я точно поверю другу, а не Хэйвуду, которого знаю не так уж давно. Генри мне как брат, разве могу я от него отвернуться? Какие бы сплетни ни ходили.

Однако скоро я перестала думать о Хэйвуде и его мотивах, потому что профессор Ферро, освободившийся от ежедневных прогонов пьесы, с энтузиазмом занял окна в своем расписании подготовкой к балу. Теперь нас гоняли уже не на одну, а на две танцевальные репетиции в день. После пируэтов с табуреткой я еле доползала до кровати. Меня уже даже не тревожили мысли, что скоро придется идти на бал без платья и прически. Просто пусть этот бал поскорее наступит и закончится. И, с репетициями и горой домашних заданий, неделя до бала