Лучшая в мире униформа – морская: тельник с синими и белыми полосами – «морская душа» (моряки чаще говорят именно «тельник», переводя тельняшку в мужской род; расцветкой эта морская рубаха напоминает берёзу – не потому ли тельники прижились в России столь прочно, и не только на флоте?), фланка с воротником-гюйсом, полоски на котором говорят о выигранных русскими Гангутском, Чесменском, Синопском сражениях, клеша€, беска (бескозырка), гады (ботинки).

Лучший мастер ругани – боцман.

Задолго до появления бритых братков у матросов было принято называть друг друга братишками, братвой (а в монастырях была братия).

Писатель Гончаров некоторые морские словечки оценил высоко – «приглубый берег», «остойчивость», «наветренная и подветренная» стороны, а другие считал насилием над языком. Например, «мористее». Наряду со словом «акула» Гончаров использовал «шарку» – от английского shark: «Шарка откусила голову матросу с китоловного судна».

«Шторм» – слово, пришедшее, как и многие другие, из Голландии при Петре. С выходом к Тихому, а особенно с возвращением Курил и Южного Сахалина в наш язык вошли слова китайские и японские: «тайфун», «цунами».

Систему предупреждения о цунами в СССР начали создавать после того, как в 1952 году смыло Парамушир. Северо-Курильск пришлось строить заново, на высоком месте. В спасательной операции участвовал писатель Аркадий Стругацкий, служивший тогда на Дальнем Востоке военным переводчиком с японского.

О происхождении слова «тайфун» спорят: одни возводят его к китайскому tа€ifēng и японскому taifū, другие – к древнегреческому чудовищу Тифону. Гончаров придерживался первой версии: «Китайцы называют ураган тайфун, то есть сильный ветер, а мы изменили это слово в тифон». В любом случае впечатляет фонетическое родство азиатского тайфуна и европейского Тифона.

Шкипер Гек и капитан Анна

Гончаров писал о море: «Там нельзя жить дурному человеку… Ежели и попадётся такой человек, он непременно делается хорошим – хоть на время по крайней мере. Там каждый шаг виден, там сейчас взвесят каждое слово, угадают всякое намерение…» После рейса на «Палладе» писатель снова собирался в моря, но не вышло. В 1874 году написал: «Мне поздно желать и надеяться плыть опять в дальние страны… Лета охлаждают всякие желания и надежды. Но я хотел бы перенести эти желания и надежды в сердца моих читателей – и – если представится им случай идти (помните: “идти”, а не “ехать”) на корабле в отдалённые страны – предложить совет: ловить этот случай, не слушая никаких преждевременных страхов и сомнений… Человеку врождённа и мужественность: надо будить её в себе и вызывать на помощь, чтобы побеждать робкие движения души и закалять нервы привычкою».

Если моряки – люди особые, то капитаны – особые вдвойне. Взять хоть дальневосточных ледокольщиков – касту, подобной которой нет в мире.

Голландский географ Бернхард Варен в труде «Всеобщая география» (1650) определил арктическую акваторию как Гиперборейский океан. Европейцы называли его Северным, Скифским, Ледяным, Тартарским, Арктическим. Русское его имя – Северный Ледовитый – было окончательно утверждено постановлением ЦИК СССР в 1935 году.

Восточный сектор Арктики – от Дудинки до Чукотки – считается самым сложным для мореплавания. Здесь рождаются и шлифуются корабли и люди ледового класса.

Летом 1911 года пароход «Колыма» под командованием капитана Трояна совершил первый рейс из Владивостока в устье Колымы. Троян, Миловзоров, Дублицкий торили ледовые пути в начале ХХ века. Их ученики Готский, Ляшко, Николаев, Марков, Лютиков, Хлебников, Инюшкин в 1930–50-х сделали Арктику рабочей магистралью. Следующее поколение – Филичев, Холоденко, Садчиков, Васильев, Абоносимов, Антохин (спасал на ледоколе «Владивосток» попавший в антарктическую ловушку дизель-электроход «Михаил Сомов», о чём Николай Хомерики снял фильм «Ледокол»), Ковальчук…

Каждый из капитанов и командиров – военных, рыбацких, торговых, ледовых – заслуживает отдельной книги. Вот только писать их почему-то некому.

Коротко расскажу всего о двух фигурах, в каждой из которых по-своему отразилось время и место.

Фамилия неистового русского финна Фридольфа Гека, грозы китов, хунхузов и браконьеров, заставляет вспомнить марк-твеновского Гека, который тоже – Финн.

«Организм капитана Дека работал, как морской хронометр лучшей английской марки… Единственным заводом, который ему при этом требовался, было колыхание палубы и солёный ветер… единственной смазкой – бледно-янтарный, медвяный, пахучий шведский пунш». Так русский шанхаец Михаил Щербаков описывал в рассказе «Последний рейс» старого морехода Дека, в котором узнаётся Фридольф Фабиан (Фридольф Кириллович по-русски) Гек – вольный шкипер, китобой, страж морских границ.

Он родился на юге Финляндии, входившей в пределы Российской империи. Двенадцатилетним мальчишкой бежал из дома и нанялся юнгой на бриг «Ольга», затем поступил в мореходную школу в порту Або (ныне Турку). В 1857 году устроился гарпунёром на бриг «Граф Берг» Российско-Финляндской китоловной компании, что определило судьбу Гека: именно тогда он попал на Дальний Восток и освоил ремесло китобоя. В 1863 году, имея необходимый плавательный ценз, вернулся в Финляндию и получил диплом вольного шкипера – судоводителя, не состоящего на государственной службе.

Гек возглавил Финляндский коммунистический эксперимент – полсотни финнов решили основать на Дальнем Востоке коммуну под лозунгом «Назад к природе». Весной 1869 года после многомесячного похода вокруг Африки колонисты сошли на приморский берег с борта брига «Император Александр II», которым командовал Гек. В документальной книге «Нэнуни» дальневосточника Валерия Янковского это путешествие описано так: «Цинговали, чуть не погибли. В Южно-Китайском море их судёнышко попало в невиданной силы ураган. Все решили, что им конец, побросали свои места и, упав на колени, звали на помощь небо… И только шкипер Гек не пал духом, заревел: “Мужчины вы или бабы?! А ну – все по местам!” Один привёл в себя весь экипаж, спас судно и людей…»

Переселенцы получили наделы в районе нынешних Находки и Фокино, но вскоре на коммунаров стали рушиться напасти – от климата до разбойников-хунхузов и непонимания со стороны местных чиновников. Землю пришлось вернуть государству, судно передать Сибирской флотилии в зачёт полученной ссуды.

Гек принял предложение своего земляка купца Отто Линдгольма наладить на Тихом океане китобойный промысел. Набрал команду, вышел в море на шхуне «Каролина Торнквист»; внёс изменения в конструкцию гарпунной пушки.

Коммерсантам, военным, морякам на Дальнем Востоке приходилось выполнять отнюдь не только свои прямые обязанности. Вот и Гек, помимо добычи морзверя, внёс вклад в исследование территории и акватории: провёл съёмку берегов Чукотки, Камчатки, Приморья, Кореи, открыл несколько бухт, промерил глубины, определил места якорных стоянок. Результаты его съёмки поступали в Санкт-Петербург, в Главное гидрографическое управление и до сих пор используются в навигации. Гек вступил в Общество изучения Амурского края, привозил этнографические и морские экспонаты для музея, написал статью