— У нас здесь не зал ожидания, — недовольно ответил тот.

— О, пожалуйста, сэр, — взмолилась Филлис, широко распахнув глаза. — Они будут тише воды ниже травы.

— Хотелось бы верить, — проворчал мужчина и отвернулся.

— Ну вот, — кивнула Филлис. — Мне правда очень жаль.

И она ушла, закрыв за собой дверь. Нам только и оставалось, что сидеть в скучном старом вестибюле под пристальным взглядом служителя. Полагаю, мы должны были поблагодарить его хотя бы за то, что там были стулья и нам не пришлось сидеть на полу. Мгновение спустя раздался гром аплодисментов и едва слышный голос: кто-то обращался к залу. Но мы так и не смогли разобрать ни слова.

— Даже хуже, чем в прошлый раз, — обиженно сказала я. — Тогда мы по крайней мере хоть что-то слышали, пока по земле ползали.

— Да и в парке слегка поинтереснее, чем здесь, — согласилась Нора.

Разумеется, мы могли бы открыть дверь и пробраться внутрь или просто уйти гулять по городу.

— Вот только, памятуя о нашей везучести, нас тотчас же вышвырнут, если мы проберёмся внутрь, или раздавит трамвай, если выйдем наружу, — мрачно процедила Нора. — И в обоих случаях родители об этом узнают.

К несчастью, она была права.

— И это после всего, что мы сделали для этого митинга! — вздохнула я. — Может, не стоило выдумывать эту возню с мелом? Готова поспорить, кое-кто из увидевших наши объявления сидит сейчас в зале вместо нас.

— Может, даже тот джентльмен, что читал нам нотации, — усмехнулась Нора. — А что? Вдруг мы его переубедили?

Мысль показалась мне забавной, хотя я была совершенно уверена, что уж его-то там точно нет. А потом навалилось горькое разочарование.

— Держу пари, там сидят люди, не сделавшие и половины того, что сделали мы, — проворчала я. — И даже те, кто вообще ничего не сделал.

Ворчание меня несколько утешило, но запала хватило ненадолго. Казалось, мы сидим в вестибюле уже пятый час (хотя на самом деле, конечно, гораздо меньше). Естественно, мы так и не услышали ни единого слова из выступлений ораторов, хотя время от времени до нас доносились издевательски громкие возгласы или аплодисменты. До чего же несправедливо!

Обычно мы с Норой можем часами болтать без умолку, но сейчас обе были настолько подавлены тем, что нас не пустили в зал, что через некоторое время уже не могли найти темы для разговора. Потом (уж и не знаю почему) я вдруг спросила:

— А тебе нравится Фрэнк?

— Какой ещё Фрэнк? — растерялась Нора.

— Фрэнк Ньюджент. Ну, знаешь, приятель Гарри.

— Ах, этот… Я его почти не знаю и уже целую вечность не видела. Мне казалось, ты с ним тоже едва знакома.

И тут я поняла, что, хотя в последние пару недель частенько думала о Фрэнке, Норе я о нём не сказала. Может, это потому, что он (да-да, приходится признать) мне нравится, а нам ещё рановато думать о мальчиках. Понимаю, я уже и тебе о нём писала, но беседа с глазу на глаз — совсем другое дело: как будто все твои слова неким образом обретают плоть и кровь. Вот потому-то я ничего и не говорила Норе. Но отступать было поздно.

— Честно говоря, я тут пару раз с ним сталкивалась, — осторожно начала я. — И он оказался ужасно милым.

— Да ты вся покраснела! — воскликнула Нора, уставившись на меня во все глаза. — Молли! Ты что, влюбилась в Фрэнка Ньюджента?

Я почувствовала, что багровею. Нормальные люди так не краснеют, это какая-то аномалия! Мо жет, у меня страшная болезнь, вроде чахотки? От неё краснеешь или бледнеешь? Никак не могу вспомнить. Надо спросить завтра у Мэгги, она наверняка знает.

— Конечно, нет, — выдавила я. — Мне всего четырнадцать!

— Джульетте было всего четырнадцать, когда она познакомилась с Ромео, — возразила Нора. — А мне ты почему не сказала, что влюбилась?

— И вовсе я не влюбилась! — рассердилась я. — Он мне просто нравится, вот и всё. Просто он куда более милый, чем ожидаешь от приятеля Гарри. И он поддерживает наше дело.

— Да ну? — удивлённо переспросила Нора.

— Ну да! — и я рассказала, как встретилась с Фрэн ком, когда выгуливала Барнаби, и потом, во время второй моей вылазки в город. Нора, похоже, обиделась.

— Поверить не могу, что ты от меня это скрывала, — заявила она. — Мы вроде подруги, а у тебя, оказывается… тайная интрижка.

— Нора! — в ужасе воскликнула я. — Что за отвратительные мысли! Ужас просто! Ты словно дешёвых журнальных романов начиталась! И никаких тайных интрижек у меня НЕТ.

Я так разозлилась из-за этих намёков, что даже смотреть на неё не хотела, и несколько минут мы просидели в тишине. Но потом мой гнев понемногу начал стихать, и я подумала, что, если бы Нора, ничего мне не сказав, постоянно встречалась и общалась с каким-нибудь мальчиком, я бы тоже обиделась. Поэтому, хотя всё ещё сердилась на то, какую чушь она несла о моей влюблённости, пробормотала:

— Прости, что не рассказала тебе о встречах с Фрэнком.

— И ты прости, мне не стоило говорить, что ты в него влюбилась, — ответила Нора.

И мы ещё немного помолчали.

— Не знаю, почему я тебе не сказала, — наконец выдавила я. — Наверное, не хотела, чтобы ты считала, будто я навыдумывала каких-то романтических бредней или что-нибудь вроде этого. Потому что я-то так не считаю.

— Уверена? — переспросила Нора.

— Ну, он определённо нравится мне больше всех прочих знакомых мальчиков, — вздохнула я. — Но, во-первых, я и мальчиков-то почти не встречала, а во-вторых, насколько мне известно, мы ещё слишком молоды, чтобы вообще на них заглядываться. Во всяком случае, все говорят именно так. И не надо опять про Джульетту — это не одну сотню лет назад было. В двадцатом веке, знаешь ли, всё по-другому, — и я вдруг задумалась, как изменился бы мир, будь влюблённости четырнадцатилетних девушек в порядке вещей, но так и не смогла представить, что бы мы тогда делали.

— И как он отреагировал, застав тебя с мелом в руках? — спросила после очередной паузы Нора.

— Встал приглядывать, не идёт ли полицейский. Говорю же, он и правда за нас.

— Гм… Тогда я, наверное, не против, — заявила она таким театральным тоном, что я рассмеялась.

Тут из зала вдруг послышались особенно громкие возгласы, аплодисменты, потом что-то вроде топота. Наконец двери открылись, и публика потекла наружу. В основном это были женщины, хотя и мужчин тоже хватало. Многие с жаром обсуждали увиденное: кажется, митинг им очень понравился. Что, безусловно, было очень полезно для дела, но во мне только снова пробудило зависть. В конце концов показались и Филлис с Кэтлин, Мейбл и ещё одной девушкой (как оказалось, Маргарет). Их глаза восторженно сверкали.

— А, вот и вы! — Похоже, Филлис совершенно обо мне забыла. — Смотри, вон мистер Шихи-Скеффингтон, — воскликнула она, указывая на бородатого мужчину, который с серьёзным видом втолковывал что-то даме в изящной шляпе. — Ну, помнишь, редактор «Гражданина».