Шрифт:
Закладка:
– Вот гляди, что твой сын добыл из озера Литлетъенн. А нам с тобой, Магнус, остается только признать, что сегодня самый удачливый рыбак у нас Эйольф!
Магнус широко улыбнулся отцу и кивнул.
– Он только забросил, у него сразу и клюнуло, – сказал мальчуган, и я вдруг сообразил, что чуть ли не в первый раз слышу его голос.
Подмигнув сыну, Стейнар шутливо ткнул меня кулаком в бок. – Да уж, – сказал он, – у твоего парня природный дар к этому делу.
Эйольф, раздувшись от гордости, открыл рюкзак и протянул мне рыбину – отменную радужную форель, небольшую, но красивую, с коричневатой кожей, испещренной мелкими белыми и красными кружочками; мне они всегда напоминают маленькие глазки.
– И вы, значит, недолго думая, взяли да и приехали, устроили нам сюрприз, – сказал Стейнар, подходя к моей жене, – ну просто улёт.
Он легонько обнял ее, а потом прошел дальше, к Лив Мерете. Обхватил ее руками за талию, чуть‐чуть отодвинулся и оглядел ее, как мне показалось, с жадностью.
Потом повернулся к нам.
– Мы с Лив Мерете часто говорим о том, как это печально, что люди разучились смотреть друг другу в глаза, что теперь мы не ходим в гости, а все как один сидим и пялимся в телефоны и о жизни беседуем разве что в чатах да в соцсетях, а не по‐человечески, при встречах.
И он посмотрел на свою жену.
Она засмеялась. Мы же как раз обсуждали с ней то же самое.
– Вы чего? – спросил он, переводя взгляд с одного на другого. – Что такое?
Теперь мы все смеялись, и дети тоже, хотя они и не поняли, что случилось.
– Чего? Чего вы смеетесь‐то?
Лив Мерете приподнялась на цыпочки и чмокнула Стейнара. – Мы только что говорили о том же самом, – сказала она.
Он в ответ расхохотался:
– Дa уж, вот она, жизнь в браке: срастаешься в единое целое.
– Хорошо, что так, а не наоборот, – откликнулась Лив Мерете.
Широко улыбнувшись, она высвободилась из объятий мужа.
– Ну все, – сказала она, – а теперь булочки, сок, кофе и чай.
– Я помогу, – сказала Вибеке, и дамы удалились накрывать стол.
А мы со Стейнаром остались на веранде – довольно низенький и не слишком внушительный тип, то есть я, и Стейнар, воплощенная мужественность. Наши сыновья играли на траве перед верандой. За день они вдоволь нагулялись, но нет, всей энергии не израсходовали: да здравствует отрочество! В головe у меня неуклюже ворочались покаянные мысли смущенной совести: как я мог так дурно думать о столь прекрасном человеке?
– Знаешь… – сказал он и шагнул ближе к перилам.
– Даа? – откликнулся я.
Стейнар выпрямился, обвел взглядом раскинувшуюся перед нами долину и легонько покачал головой.
– Знаешь, – повторил он, – жизнь – это просто чудо. Она прекрасна до невыносимости.
Когда Стейнар и Лив Мерете предложили Эйольфу побыть у них на даче еще один день, он встрепенулся и захлопал в ладоши. Я чуть насторожился, пожалуй, но и только. Вибеке крепко обняла сына и сказала: “Понимаю, сынок, понимаю, если хочешь, можешь остаться еще на денек”.
Не могу утверждать, но мне кажется, что она не кривила душой. Во всяком случае, там и тогда. События дня как рукой сняли все наши подозрения, будто их и не было.
Неловко признаться, даже и самому себе, но по дороге домой в тот вечер, после веселого и шумного дня на горном воздухе, я резко остановил машину и сказал Вибеке, что хочу ее, хочу вот прямо здесь и сейчас. Мы как раз проезжали рядом с неглубокими озерцами, примерно в получасе езды от дома. Солнце спускалось за горизонт, распространяя вокруг себя оранжевое сияние. Деревья превращались в черные силуэты, скоро на небe покажутся звезды.
– Идем, – сказала Вибеке, открывая дверцу.
Меня как иглой пронзило.
Я последовал за женой, как животное, ищущее укромный уголок в чаще. И очень скоро я резко вошел в ее горячее тело.
Поспать в ночь на среду 18 июня мне удалось совсем немного. Мы с Вибеке добрались домой поздно, там нас, конечно, потянуло выпить по чашечке зеленого чаю и поговорить обо всех странностях богатого событиями вторника. Я даже не стал смотреть итоги очередного дня чемпионата мира, хотя Бразилия тогда нежданно-негаданно сыграла с Мексикой 0–0. Еще с дороги мы позвонили Рагнхильд спросить, нельзя ли Видару остаться у них ночевать. Без проблем, разумеется: у этих сестер чем больше толчется дома ребятни, тем им лучше.
Я, когда не высплюсь, всегда смурной: тяжелый на подъем, нетерпеливый, хмурый, но от работы отлынивать не приучен. На тот день выпало мое дежурство, и я отлично помнил, что обещал съездить в город, навестить Лукаса в больницe. Мне уже случалось раньше не сдерживать обещаний, данных моим ребятам. На душе после этого остается горький осадок. Хуже нет, чем нарушить их доверие. Они этого не терпят.
Добравшись до больницы, я обратился в окошко администратора, объяснил, кто я такой и где работаю.
– Нет, – сказала женщина-администратор, – такого у нас нет.
– Как это? – удивился я.
– Не знаю, имею ли я право… – Она замялась. – В смысле, не знаю, можно ли вам сказать…
Я наклонился поближе.
– Я за этого человека несу ответственность, – сказал я, снова представившись и назвав адрес кризисного центра, – я постоянно работаю с Лукасом… – и назвал его фамилию.
– А, – сказала она. – Что ж, раз так…
– Ну?
– Короче, он ночью сбежал.
– Как сбежал?
– Ну как – нет его здесь. Мы не знаем, где он.
Закинув голову, я поднял глаза к потолку, будто мог увидеть сквозь него небо. Вот всегда оно так. Подопечные проскакивают у нас между пальцами. Постоянно, все время, и мы ничего не можем с этим поделать.
Финн, Лукас.
Все наши парни.
– Ладно, – сказал я с тяжелым вздохом, потому что на языке у меня крутилась тысяча упреков – Кто ответит за это безобразие? Чем вы тут занимаетесь? – и потому, что грудь у меня стеснило от бессилия и отчаяния.
– Ладно, – сказал я, – спасибо за информацию.
Остаток дня ушел на поиски Лукаса.
Мы его не нашли.
Всреду вечером мы отправились навестить Рагнхильд с семейством, а к ним неожиданно набилась половина всех родственников Вибеке, с ними такое часто бывает, кучкуются и жужжат-гудят подобно комарью или мошке. Куда ни глянь, чьи‐то дети, тетки, дядья, в центре внимания, естественно, Ингер Юханне
