Шрифт:
Закладка:
— Мои фронтовики искрошат коммунистов в капусту, — лихо ответил Солдатов. — Накроем голубчиков прямо в постелях. Самое разлюбезное дело — нападать ночью и сзади...
В дверь нервно постучали, Солдатов сбросил крючок, в комнату ввалился Юрьев.
__— Большевики собираются в здании исполкома. Искали тебя, полковник, приходили за мной, но я скрылся. Ревком не доверяет и союзу фронтовиков, и нам. Каждую минуту могут арестовать. Что теперь делать? — испуганно заговорил Юрьев.
— Драться, черт возьми! Гирями, ножами, кулаками! — взвизгнул Солдатов. — Господа офицеры, поднимайте фронтовиков. У нас же есть винтовки, у нас — сила!
— К винтовкам, между прочим, нужны патроны, — сказал полковник Федечкин.
Заговорщики суетливо выдвигали всевозможные планы и тут же отвергали их. Солдатов вогнал острие кинжала в стол, стиснул в кулаке костяную ручку. 1
— Суки вы все! Говнюки трусливые! Еще шагу к цели не ступили, а уже...
— Господа! — властно сказал Граве.— Есть простой, но верный план действий.
— Какой? — Солдатов выдернул из столешницы кинжал.
■— Капитан Юрьев сейчас вернется в исполком и потре-
бует созыва ■ немедленного, чрезвычайного митинга. Пусть ударят в набат, поднимут на ноги всех. Под набат люди сбегутся за полчаса. И пусть на митинге коммунисты командуют; пусть создают боевые дружины, и тут же раздают оружие, и немедленно посылают добровольцев в Казань. Надо сделать так, чтобы коммунисты выехали из Ижевска. Тогда и город и завод попадут в наши руки без боя.
^ то х °рошо! Это даже остроумно,— радостно согласился Юрьев, но большевики не дадут оружия кому попало, тем более союзу фронтовиков.
Мой план, спокойно возразил Граве,— основан именно на этом отказе. Тогда Солдатов выступит на митинге. Он скажет — фронтовики тоже отправляются на борьбу с белоче-хами - и потреоует оружия. Если большевики откажут — союз объявит их предателями Советской власти.
На рассвете тяжело, словно захлебываясь, загудел соборный колокол. Заревели заводские гудки, маневровые паровозы от холодного металлическогарева раскололась предрассветная тишина.
Сонные, полураздетые горожане спешили на просторную Михайловскую площадь: никто не знал, что случилось, но все догадывались — произошло что-то страшное.
Председатель ревкома Пастухов поднялся на трибуну и увидел фронтовиков, оцепивших трибуну, фельдфебеля- Солдатова, продирающегося в первые ряды, служащих из конторы оружейного завода.
— Падение Казани — страшная опасность и для нас,— начал Пастухов. — Белочехи Казани и белочехи Екатеринбурга зажмут нас в клещи. Так можем ли мы быть равнодушными к судьбе революции и к собственной судьбе? — Голос Пастухова утратил свою спокойную ровность.
Над площадью носились неясные, но уже грозящие шумы, вскрикивал запоздалый паровозный гудок, хрипел медный бас колокола. Михайловский собор — суровый и темный — громоздился на заревеющем небе.
— Я призываю всех рабочих записываться в добровольческие отряды,— призыв Пастухова утонул в яростном вопле.
— Открывай арсенал, раздавай винтовки!
Пастухов обрадовался мощной поддержке: не искушенный в политических хитростях — простодушное сердце,— он и не подозревал, что это кричат, возбуждая людей, фронтовики.
События на Михайловской площади развертывались, как и рассчитывал Граве. Гневные крики фронтовиков распалили толпу: над площадью засвистела метель противоречивых требований. Солдатов прыжком очутился на трибуне, вскинул над головой кулаки:
— Милые мои сограждане! Ижевские фронтовики встают на защиту нашей власти Советской. Подобно друзьям-това-рищам коммунистам, мы пылаем желанием — бить белочехов. Волга-мать глубока, родная, в дей хватит места для всех врагов разлюбезной власти нашей. Я, красный солдат, требую — откройте арсенал, каждому из нас винтовку, и мы — на вокзал, мы — в вагоны, мы —на Казань! Вместе с дорогими коммунистами мы отдохнем только в Казани. Оружия, дорогие сограждане!
Тысячеголосый вой прокатился в утреннем воздухе: на Пастухова устремились жадные, жестокие, налитые злобой глаза. Он видел хищные рты, раздутые ноздри, вздыбленные ловкие, умеющие владеть винтовкой руки.
— Мы ждем оружия, дорогой партийный председатель,— повторил Солдатов.
Пастухов лишь теперь разгадал ловушку и понял таящуюся в демагогической речи фельдфебеля опасность.
— Уходящие на Казань получат оружие только в пути. В городе укрываются контрреволюционеры, партийный комитет и ревком не намерены вооружать врагов.
— Дорогие сограждане! — опять вскинул кулаки Солдатов. — Вы слышали, что говорит этот господин под видом милого товарища? Значит, это вы — враги власти нашей? Совет зовется Советом рабочих депутатов, а рабочие — его враги? Совет величается Советом солдатских депутатов, а солдаты — его враги? Мы — контра? Мы — предатели? Ловко, хитро! Не-ет, милейший господин Пастухов! Вот ты — изменник рабоче-крестьянской власти,— ткнул он кулаком в сторону Пастухова.— В арсенал, за оружием! — Фельдфебель спрыгнул с трибуны, кинулся к старинному, бесконечно длинному зданию арсеналам
Мятежники праздновали победу. Во дворе исполкома Солдатов чинил расправу над Пастуховым и его товарищами. Измордованные, исхлестанные шомполами коммунисты стояли, поддерживая друг друга. Перед помутневшими их глазами ѵ двоилась фигура Солдатова: фельдфебель пробовал пальцем острие шашки и ухмылялся, взглядывая на Пастухова.
На крыльце исполкома толпились офицеры: среди них выделялись полнокровный полковник Федечкин, напудренный, в бурой куртке и синих чулках, капитан Юрьев, всегда спокойный Граве. Солдатов взмахнул шашкой; сверкнув короткой молнией, она расщепила деревянные перила крыльца.
— Господин партийный председатель, вперед! — Опершись на шашку, фельдфебель встал перед Пастуховым — наглый, самодовольный, хмельной от победы. Они смотрели друг на друга: Пастухов уже отрешенными от жизни глазами, Солдатов правым— выпуклым и зеленым, левым — источавшим слезу.
— Не крепка, видно, разлюбезная Совецкая власть, господин
председатель? Слаба оказалась на ножки? — ласково спросил Солдатов.
— Поднимется снова Совет, а всех большевиков не перестреляешь..,
— За мной дело не станет, лишь бы патронов хватило. — Солдатов приподнял шашку на уровень груди. — Спой,
