Я захожу в одну таверну, в другую. Везде люди склоняются над столами и над стойкой, размахивая кружками эля. Я заказываю кружку и себе, прислоняюсь к стойке рядом с компанией, которая, сама того не зная, пригласила, произнеся слово «священник».

— Генеральный казначей герцогства Корнуолльского, — продолжает рассказчик. Торговец, похоже. Ничего особенного. — Священник признался, что служил ему. Если бы его не убили при обыске, болтаться ему на виселице рядышком. Сначала Эссекс…

— Тихо! — Один из его собеседников оглядывает зал, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. Я не привлекаю его внимания.

— А теперь Арундел, — продолжает торговец шепотом. — Если даже они не могут уберечься, что уж об остальных говорить.

— А от чего нам беречься? — спрашивает другой. — Я не намерен нарушать ни этот закон, ни какой-то еще. Если мне скажут, что небо зеленое, а трава голубая, я поверю. Я во все поверю, что мне скажут, лишь бы остаться с руками-ногами.

Через минуту-другую я ставлю наполовину опустошенную кружку на стойку (остальное аккуратно вылито на пол) и возвращаюсь на улицу. Ничего нового я не узнал. Имя осужденного Кэри открыл мне несколько дней назад. Человек по имени Антонио, предпочитавший называться Райолом Кампионом. Я знаю, что его шесть недель продержали в Тауэре, в камере под названием «Без отдыха», и нетрудно догадаться, почему она так называется. Знаю, что его пытали на дыбе, что он признался в умышлении против королевы, а потом отказался от своего признания. Что приговор вынесли за час, признав его виновным, и что при оглашении приговора он запел «Те Deum», католический гимн. Теперь его голова заняла свое место среди других на пике на Лондонском мосту, и ее объедают чайки и коршуны.

Еще я знаю, что он нашел себе пристанище в доме человека по имени Арундел, в Корнуолле. Это тот самый казначей, о котором говорил торговец. Арундел давно числился в королевском списке тайных католиков. За последние пять лет его оштрафовали на пять тысяч фунтов, поскольку он не появлялся на службах в англиканской церкви, два года за ним вели наблюдение корнуолльские солдаты, а при нападении на его дом он погиб. Королева даровала ему посмертное прощение, чтобы его похоронили должным образом.

А вот чего священник не сказал — это имен других заговорщиков. Пожалуй, нет оснований сомневаться, что Арундел был среди них. Я не знаю наверняка, входил ли он в число тех восьми аристократов, которых я ищу, и участвовал ли Мендоса в заговоре, который я сейчас пытаюсь распутать. Письмо у меня за пазухой — попытка это выяснить. Оно адресовано шерифу Корнуолльскому, человеку по имени Джон Гренвиль, который руководил нападением на дом Арундела. Кэри говорит, что люди Гренвиля забрали всех, кого-то до сих пор держат в заключении, и я могу с ними поговорить. Мне нужны сведения об Арунделе. Что они видели, с кем он говорил, кто бывал в доме, есть ли у него исчезнувшие сыновья или другие родственники — они могли приехать в Лондон и вступить в заговор против королевы.

Пока они ничего не сказали, несмотря на заточение и длительные допросы. Но шериф не предлагал настоящей цены. У него нет права воспользоваться более действенными методами, от свободы в обмен на откровенности до пыток в случае молчания. У Кэри оно есть. Именно от его имени я написал письмо, зашифровал и запечатал королевской печатью, чтобы отправить по своей собственной сети. Через несколько дней оно будет в Корнуолле.

Это рискованно. Кэри действительно может отпустить заключенных или покарать их, но не самолично. Сначала нужно представить дело королеве и ее министрам, вынести на голосование. Это может занять много дней или недель, а у меня этого времени нет. Письмо могут перехватить. Его нужно было отправить частным образом, зашифровав, через обычную сеть королевы. Кэри клянется, что это безопасно. Может, так оно и есть, но я не верю. Мне и раньше доводилось подделывать чужие приказы, и нередко. Но в прошлом, до того, как королева стала по-настоящему подозрительной и тревожной, начала гоняться за призраками и убивать собственных людей. Старая поговорка, гласящая, что лучше просить прощения, чем дозволения, больше не верна. Взять хотя бы Эссекса. Или Арундела.

На углу Уотлинг-стрит и Боу-лейн стоит церковь Святой Марии Олдермаринской. По ночам, когда люди поклоняются иным богам, здесь пусто. Углы укреплены выкрошившимся серым камнем. Один камень, на юго-восточной стене, расшатался. Его можно чуть выдвинуть на себя и сунуть под него кусок пергамента. У меня в кармане лежит кусок мела. Вбив пергамент в щель и вернув камень на место, я ставлю на стену метку, показывающую, что нужно забрать письмо.

Вернее, я бы сделал это, если бы был один.

— Кэри, — приветствую я его, даже не оборачиваясь.

Он перестает делать вид, что прячется, и садится на ступеньку рядом со мной.

— Что, заметил меня? — Он дышит в ладони, пытаясь их согреть. — И где же? В «Якоре»? «Сердце»? Или на церковном дворе?

Во всех трех местах, если ему так угодно. Кэри — мастер маскировки. Не будь я лучше него, я бы его и вовсе не увидел.

— Вы мне за это платите, — отвечаю я. — Что выгнало вас из дома в этот чудесный вечер, дело или удовольствие?

— Исключительно дело, уверяю тебя.

Я иду дальше, огибаю церковь и направляюсь через площадь и сад в сторону реки. Кэри идет за мной.

— Прятать письмо не станешь?

Я останавливаюсь. Меряю его взглядом, который никто не назвал бы дружелюбным или профессиональным. Сама его слежка уже достаточно неприятна, и тем более мне невыносимо, что он знает мой тайник.

— Ну, Тоби, — спокойно говорит Кэри, но отступает на шаг, — твоя тайна умрет со мной, поверь.

— Не сомневаюсь, — лгу я. — Но, при всем моем уважении, я должен закончить дело. Буду признателен, если вы мне это позволите. — Я снова отворачиваюсь и иду к реке. Мне нужно подумать о тысяче вещей, и Джордж Кэри не имеет к ним отношения.

— Что за дело, Тоби? — спрашивает он мне в спину. — Заговор? Подозреваемые? Пьеса, которую ты задумал, написал и ставишь? Убийство? — Он произносит все это вслух.

Это меня пугает, хотя на дворе ночь. Я быстро обвожу окрестности взглядом, не поворачивая головы. Я никого не вижу, но это не значит, что здесь никого нет.

— Я представил отчет, — отвечаю я. Голос мой звучит ровно, но во мне бурлят чувства. — Он был доставлен в Уайтхолл и передан в руки ее величества всего четыре дня назад. Полагаю, вы успели с ним ознакомиться, если только не были заняты другими делами. В таком случае я готов повторить все специально для вас. Из тридцати семи подозреваемых двадцать четыре вычеркнуты из списка после наблюдений и проверки их истории, выполненной для меня людьми Сесила. Список подозреваемых и заметки об их прошлом приложены к отчету…

— Я его читал.

— …Осталось тринадцать человек, восемь из которых были поделены на три категории в порядке убывания. Томаса Алара и Саймона Севера следует опасаться. За Греем Харгроувом и Марком Харди нужно продолжать наблюдение. За Джудом и Джоном Беллами стоить приглядеть.