Шрифт:
Закладка:
– Старейшина Китинг кого-нибудь подыщет, – заявляет Кэл, но уверенности в его интонациях не чувствуется.
Пробка рассасывается, и в салоне надолго воцарятся тишина. Когда штат Нью-Йорк остается позади, Вероника тянется к моей руке.
– Ханна, только не злись.
Я отрываю взгляд от пейзажа за окном и замечаю, что Вероника нервно кусает губу. В ответ я вскидываю брови.
Вероника поворачивается к Кэлу.
– Возможно, мы знаем ведьму, способную помочь. Заклинательницу и ученую. Она студентка биофака Нью-Йоркского университета.
– Кто это?
Вероника снова бросает на меня встревоженный взгляд, и я вздыхаю.
– Лекси! – говорю я и вспоминаю Заклинательницу в манхэттенской квартирке, раскрытую записную книжку с завитушками – совсем как в блокнотах О’Коннелла. Надежда пытается перезапустить мое сердце. – Кстати, да. Думаю, она использует тот же стиль шифрования, что и Дэвид. Возможно, ей удастся прочесть его записи.
Кэл с Вероникой намерены позвонить Лекси, едва получат одобрение Арчера. Я слушаю, как они строят планы, но меня опять снедают сомнения. Я чувствую опустошенность. Нужно предупредить Элис, что Заклинательницы, которые пытались ее обидеть, могут приехать в Салем, но нет сил вытащить телефон.
Все рушится. Только порадуемся, что, наконец, начинаем одолевать Охотников, выясняется, что они на шаг впереди. Даже если мы привезем Лекси в Салем, нет гарантии, что она окажется полезной.
А какой толк от меня? От Стихийницы, утерявшей способность воспользоваться даром? От девушки, которая не может завербовать других ведьм так, чтобы дело не кончилось отравлением или убийством?
«От меня один вред».
«Вдруг я все порчу?»
Тут меня, вероятно, настигает сон, перебрасывая от отчаяния к образам из бессознательного, потому что я вижу папу. Он не хочет, чтобы я сдавалась, но что мне делать? Если у тебя зонт сломан, с грозой тягаться бесполезно.
Я просыпаюсь, когда кто-то открывает дверцу. Моя голова дергается, кровь наполняется адреналином. Но потом я вижу маму: сенсорные лампы выхватывают ее из уличного сумрака. Она стоит на нашей подъездной дорожке. В памяти мигом воскресают все гадости, которые я ей наговорила.
– Мама…
– Все в порядке, Ханна. Я здесь, я рядом.
– Ты была права! – Выбираюсь из салона, утыкаюсь ей в шею и не пытаюсь сдержать слезы. – Я не гожусь для задания. Я полный ноль.
– Ой, деточка! – Мама крепко обнимает меня. – Лучше бы я ошибалась!
Остаток вечера я посвящаю домашке – наверстываю упущенное.
Такой, наверное, теперь будет моя жизнь: новости об убитых ведьмах и ведьмаках по утрам, Шекспир после обеда. Я не отвечаю на звонки Арчера.
Утром в понедельник, еще до школы, ко мне заезжает Кэл, и я прошу маму соврать, что меня уже нет дома.
Кэл говорит ей, что Арчер расследует убийство Дэвида, добавляя, чтобы я обязательно перезвонила. Прячусь от него за углом, снедаемая чувством вины, но звонить парню не могу. И не буду.
Школьные коридоры затянуты дымкой воспоминаний. До классного часа я дважды прохожу мимо Бентона, но не реагирую на него. В моей жизни ему больше места нет. Я принимаю будущее в ипостаси регулярки. Рано или поздно Охотники создадут препарат, который мгновенно распространится по воздуху, и все, к чему я стремилась, потеряет смысл.
Я никогда не научусь создавать огонь с помощью магической силы.
И никогда не унаследую бабушкин ковен.
В глубинах сознания хранятся слова Старейшины Китинг о том, что даже полная потеря дара не подорвет сущность Стихийницы, но сейчас этому верить сложновато.
В среду утром Морган поджидает меня у шкафчика. На губах девушки играет шаловливая улыбка. Последние два дня на ее вопросы я отвечала поцелуями, а накануне целый час рисовала Морган, пока она репетировала танцевальный номер.
Морган бросает взгляд через плечо и, убедившись, что в коридоре ни души, чмокает меня в щеку.
– В общем, папа велел пригласить тебя на ужин.
Я вскидываю брови.
– А почему меня приглашает именно он? Разве это не твоя работа?
– Я старалась спасти тебя от родительского допроса, но теперь – все! Мероприятие под названием «Ужин – знакомство с любимой девушкой дочери» запланировано. Есть шанс получить твое согласие на неловкий вечер в семейном кругу?
– Серьезно? Это же здорово.
Звенит звонок, и Морган крепко меня обнимает.
– Спасибо, Ханна, спасибо, спасибо! – Она упархивает на первый урок, оставляя меня глупо улыбаться ей вслед.
После школы мы едем к Морган домой, и она тащит меня в свою комнату, крикнув родителям, что мы выйдем, когда будет готов ужин.
– Мы стесняешься их или меня? – спрашиваю я, закрыв дверь.
Морган замирает посреди комнаты и смотрит на меня, в глазах у нее читаются смятение и шок.
– Что?! Не тебя. Только не тебя. Предки… они с жуткими прибамбасами. Я оберегаю тебя от фриковатого родительского юмора. Особенно от папиного. Вот тебе один из минусов отца-бисексуала, помимо типично-отцовских шуточек мне достаются бисексуальные приколы.
Пожалуй, в первый раз после возвращения из Итаки я смеюсь.
– Я похожа на человека, которому такое не понравится? – Показываю на свою футболку (спереди – мем «Оквиренная красотка»), потом поворачиваюсь спиной, демонстрируя надпись «Розовая вся».
– Раз уж об этом зашла речь… – Морган берет меня за руки и притягивает ближе. – Может, я искала предлог пообниматься.
– Такой план я всецело поддерживаю.
Моя девушка по-прежнему в школьном наряде – в джинсах и длинной футболке с безрукавкой. Я веду пальцами по рукам Морган – кожа у нее такая теплая! Наши губы встречаются в легком, мимолетнейшем поцелуе.
– Пока родители дома, ничего не снимать. – Я показываю на нашу одежду.
Морган вспыхивает и кусает губу.
– Ладно.
Мы словно танцуем деликатный танец: падаем на кровать, ноги Морган переплетаются с моими, ее губы греют мою шею. Как легко потерять самоконтроль! Я хочу раствориться в Морган. Пусть все плохие воспоминания сотрутся под свежими отпечатками радости на коже. Но когда дыхание сбивается, а тяга к новому, требующему большей приватности, достигает апогея, мы поневоле сбавляем обороты.
А вскоре опять теряем самоконтроль и вновь останавливаемся.
Я вытаскиваю из сумки альбом и нахожу на кровати другое место: прижимаюсь спиной к стене. Морган устраивается, уложив ноги поверх моих, и читает очередную книгу. На обложке – руки в латных перчатках держат сияющий розовый меч.
