Шрифт:
Закладка:
Один из мальчишек ткнул его палкой. Другой швырнул камень. Животное попятилось, хотя скрыться было негде, и перепуганный глаз вращался в ужасе. Гнев обуял меня.
— Разошлись, негодяи! Оставьте козла в покое, иначе я отхлещу каждого до крови!
Я схватил вожака и вырвал у него палку. Когда я занес ее над головой, шайка рассыпалась, оставив его одного. Глаза его затуманил страх.
— А теперь ты боишься, как этот козел. Имей уважение, невежда!
— Пусти меня! — проскулил он.
Я выпустил его и сопроводил здоровым тычком в спину.
Созерцание бирюзового купола пятничной мечети вернуло мне душевный покой: его плавно изгибавшиеся очертания словно уносили надежды рода людского прямо в небеса. За мечетью лежали плоские плиты городского кладбища. С тяжелым сердцем я ускорил шаг. Там был похоронен мой отец. Как давно я последний раз был у него на могиле! Я знал, что должен приносить дань уважения чаще, но каждый раз, когда я об этом думал, у меня все внутри горело оттого, что придется идти с пустыми руками. Я хотел прийти лишь тогда, когда смогу гордиться, что справедливость восстановлена, и шепну духу моей матушки, погребенной на юге, что я внял ее плачу об отмщении.
За кладбищем лежало скопление небольших домиков, где жили люди скромного достатка. Квартал был небогатый, но опрятный и ухоженный. Дом Лулу состоял, похоже, всего из трех-четырех комнат.
Как придворный звездочет мог дойти до такого? Таких люди обычно щедро вознаграждают.
Я нашел Лулу в его бируни с двумя сыновьями, моими ровесниками. Стены там давно не перекрашивали, но они были очень чистыми, а пол застлан коврами. Сидели трое на скромных подушках, передавая друг другу чубук кальяна и прихлебывая чай. С сожалением я подумал, что никогда уже не смогу разделить со своим отцом такие простые радости взрослого мужчины.
— Добро пожаловать, друг мой! — сказал Лулу. Черный колпак покрывал его голову, морщины вокруг глаз были как лучи солнца; белая борода и усы были коротко подстрижены и словно светились на темной, как каштан, коже лица. — Твой приход умножит радость нашего праздника. Выпей с нами чаю.
Звездочет до моего прихода рассказывал, как однажды сопровождал шаха Тахмаспа на рыбную ловлю в реке, полной мелкой, но вкусной форели. Поскользнувшись, он упал в воду и промок до самой бороды. Когда он поднялся, мокрый и сконфуженный, шах разразился хохотом, и звездочет, хотя и смущенный, от всего сердца присоединился к нему.
— Сыновья мои, обязательно принимайте с юмором любую посадку в лужу, даже в самую большую, — заключил он.
Когда они покончили с чаем, сыновья ушли, а Лулу обратился ко мне:
— Спасибо, что навестил. Меня уволили с шахской службы вскоре после того, как ты был принят. Я вернулся, чтобы узнать, можно ли получить место у нового шаха, и надеюсь на твою помощь. А еще мне хотелось узнать, как ты провел эти годы.
— Простите, но я не могу припомнить вашего имени. Вы хорошо знали моего отца?
— Только беглое знакомство. Как печально для тебя, что его жизнь прервалась, когда ты был еще так юн.
— Верно, — отвечал я. — Много лет я пытался в точности выяснить, что с ним случилось. Знаете ли вы что-нибудь о его убийстве?
Лулу натянул поглубже свой черный колпак.
— Да, но должен предостеречь тебя, что всю жизнь говорю людям вещи, которых они на самом деле не хотят слышать. Причина, по которой я был отставлен от двора шаха Тахмаспа, в том, что одно мое предсказание разъярило его.
— Хочу слышать все. Я всегда желал обелить имя моего отца.
Глаза его потемнели.
— Тут я тебе не помощник.
Я был сбит с толку:
— Почему?
— Каждому человеку хочется считать своего отца невиновным, — ответил он.
— Но мой и был невиновен.
— А что бы ты почувствовал, узнав обратное?
— Я бы не поверил.
— Сынок, позволь рассказать мне то, что я помню. Твой отец был хорошим человеком, хвала Господу. Но убили его за то, что он попался на отводе денег из казны.
— Но это чушь! У нас было много денег. Мой отец не мог оказаться заурядным вором!
— Нет, не мог, — согласился Лулу. — Он брал деньги не для своей собственной поживы, а для поддержки мятежников.
— Да мой отец был верноподданным до мозга костей! Он никогда бы не сделал такого.
— Иногда быть верноподданным означает именно быть мятежником, — ответил он. — Это одна из причуд службы при дворе. Я не удивился бы, измени он ради тебя с мыслью оставить тебе плоды своих усилий.
— Я натыкаюсь на подобную клевету о моем отце с юношеских лет, — сказал я куда озлобленнее, чем хотел. — Меня от нее тошнит!
Взгляд звездочета был сочувственным.
— Да, могу себе представить.
— Кто обвинил его в этом? — спросил я, чувствуя, как гневная испарина выступает на шее.
— Полагаю, что другой счетовод.
— Но почему?
— Скорее всего, потому, что обнаружил несходящиеся счета и сообщил об этом, или, если он был ревностен, мог свершить суд собственными руками, убив твоего отца и оправдавшись после перед шахом.
Что-то в искреннем поведении Лулу заставило меня выслушать его. Когда я попытался заговорить, голос едва слушался меня.
— Твои слова ранят меня. Я пытаюсь вернуть моей семье доброе имя. Как я могу делать это, особенно в собственной душе, если мой отец не был верен?
— Некоторые считают, что твой отец поступил справедливо, пытаясь исправить положение, которое считал дурным. Для такого нужна отвага.
Могло ли это быть правдой? Мог ли я любить отца-мятежника? Эта мысль словно распарывала мне живот.
— Ты и твоя матушка были ему наверняка дороже всего на свете. Он очень серьезно обдумал бы такой риск.
— Но вы же не думаете, что у него были причины? Какие могут быть справедливые причины, чтоб сместить шаха?
— Если шах ты, то никаких, — засмеялся Лулу. — Но с точки зрения подданных, причиной может стать болезнь, делающая непригодным к правлению, глупость, неспособность давать потомство и наследовать или безумие.
— А как насчет дурного поведения?
— И это, — сказал звездочет. — Вопрос в том, какое зло чрезмерно. Вот тут люди, подобные твоему отцу, берут закон в свои руки. При удаче все славили бы его имя.
Мой отец стал бы одним из ближайших сподвижников нового шаха, а я, как его сын, мгновенно взлетел бы очень высоко. Смог бы жениться на одной из шахских дочерей. Это, конечно, правда,
