Как  он удачно женился... Спасибо, папа!

Арман  собрался  уже отправить  Зосима в темницу – посидеть в холодке и тишине, подумать о бренности жизни.  Да вспомнил, как  ловко жена изображает потерю памяти. Ведь заявит, мол, ничего не помню, о подставе впервые слышу. Нет, надо предъявить ей Зосима, пусть он  повторит всё перед ней!

А ещё измена...

– Ты, – герцог встряхнул мужичка, – с кем из господ герцоги... графиня встречалась, когда жила у дяди?

– С р-родственниками? – заикаясь, переспросил лир. – Я не следил за леди, милорд. У барона постоянно кто-то крутился из родни – то тётушки, то племянники.

– Племянники?! Кто именно? Откуда родом?

И Зосим старательно перечислил всех, кого помнил.  Получалось, что у Сонии была возможность закрутить роман, да  не единственный, буквально под носом у дядюшки?!

Он и раньше с ума сходил от мысли, что его жена до брака успела переспать с другим мужчиной. А теперь, когда выяснилось, что кандидат в покойники может быть не один, у герцога едва не срывало крышу.

Схватив Зосима за шиворот, он волоком протащил его по замку и ворвался в покои миледи.

Сония уже встала и, как примерная супруга, ожидала мужа у накрытого стола. Но ни невинный вид юной герцогини, ни её  растерянный взгляд– ничто теперь не могло  убедить Армана  в невиновности молодой жены.

Герцог заставил лира повторить  всё, что тот ему рассказал ранее. И с непонятным удовлетворением отметил, как вытянулось лицо миледи, как она побледнела.

– Увести, запереть, глаз не спускать! – Арман вручил незадачливого пособника Соны в руки двух дюжих подручных, и вернулся к супруге. – Ну, что скажешь, же-е-ена-а-а?

– Арман, я... Я правда ничего не помню, – Сония комкала в руке платочек, – но мне очень, очень жаль! Наверное... я ревновала тебя к леди Адель?

И вопросительный взгляд.

Нет, как играет! Да в Королевском театре актрисы менее убедительно изображают раскаянье или потерю памяти, чем миледи. Вот где  прячется истинный талант!

– Причём тут леди Адель?

– Я ревновала, – уже убедительнее повторила Сона. – Ты оставил свою любовницу в замке, продолжал её навещать. И я подумала, что если устроить бардак и воровство, ты откажешь ей от места. Она уедет к себе, и у нас будет шанс  на счастье.  Ведь на самом деле ничего страшного не случилось, никто не пострадал, не сердись на меня!

И ресничками хлоп-хлоп!

Но на него это уже не действовало.

– Интересно, когда ты обманываешь, а когда говоришь искренне – сейчас или раньше, когда утверждала, что даже рада присутствию в нашей жизни леди Адель?

– Арман, я...

– Всё, с меня довольно притворства, – мужчина брезгливо оттолкнул протянутую руку жены. – Ты скрываешь в себе столько личин, что я уже ничему не верю. Оставайся  сегодня в своих покоях, я запрещаю тебе разговаривать со слугами, отдавать приказы и вообще  перемещаться по замку. Обдумаю создавшееся  положение и позже сообщу своё решение.

Сония ловила ртом воздух.

На секунду  его царапнуло беспомощно-растерянное выражение глаз жены, захотелось обнять, утешить,  но герцог напомнил себе, что он уже вёлся на невинность и нежный взгляд. И получил жестокое разочарование.

Его  супруга – хорошая актриса, он не должен об этом забывать!

– Толье, Жерон, – приказал ожидавшим у дверей покоев подручным. – Проследите, чтобы к её светлости никто, кроме служанки, не входил. Да и та пусть не задерживается – принесла-унесла, и вон из комнат.  Её светлости покидать покои запрещено.

Мелькнуло: что  подумают слуги?

Но герцог тут же отмахнулся – потом, всё потом! Сначала нужно сбросить раздражение, разгрузиться, иначе в этом состоянии он не способен здраво мыслить и рискует  наделать новых ошибок.

Развернувшись на месте, его светлость пронёсся по замку, чудом по дороге  не снеся  двери.  Ворвался  в конюшню, будто за ним ведьмы гонятся.

– Коня!

Едва не рыча от нетерпения, дождался, когда конюх подвёл спешно оседланного жеребца, и вскочил в седло.

За час он дважды облетел парк по периметру, но ни капли не успокоился. Тогда Арман решил, что возвращаться в замок рано, и направил лошадь в лес.

Конь то скакал, то  переходил на шаг, пересекая чащу, овраги, речку...  Герцог раз за разом прокручивал в голове новую информацию.  И никак не мог  найти оправдание жене или убедить себя, что она неисправима и заслуживает самого строгого наказания.

Стоп, а если его величество узнает об измене герцогини, он может аннулировать брачный договор? И следом приказать священникам признать брак недействительным?

Хорошо, если так, но он не узнает, пока не спросит...В столицу ехать долго, а ответ нужен здесь и сейчас.

Арман похлопал себя по карманам и с облегчением убедился, что почтовая коробочка на месте. Правильно, они же надолго покидали замок, он должен был быть всегда на связи, вот и таскал её с собой.  А по возвращении отправился выяснять подробности инициативы жены как есть, не переодевшись.

Спасибо, Всевидящий!

Мужчина спешился, извлёк из коробочки листок бумаги, стило, немного подумал и написал.

«Ваше величество, дело не терпит отлагательства! Я выяснил, что моя супруга мне изменяет. Более того, на брачное ложе она взошла уже не невинной. Как вы понимаете,  в этих условиях я не могу гарантировать чистоту происхождения возможного наследника. Прошу вас аннулировать брачный договор и сам брак. Эймерай Арман Готье, герцог Д’Аламос, граф Филиберт».

Герцог сложил бумагу и поднёс её к почтовику. Записка тут же уменьшилась, став по размеру не больше ногтя, и, стоило бумаге коснуться дна коробочки,  исчезла.

Хорошая вещь! Сам почтовик  размером в четверть ладони, но вмещает в себя неплохой запас писчих принадлежностей и работает на большие расстояния. Полезное изобретение. И хоть работа с искажением пространства не всегда проходит гладко, над почтовиком маги поработали на славу.

Герцог с отрешённым видом вертел в руке коробочку, ожидая ответа.  Потом вспомнил о лошади, расседлал её и обтёр пучком травы.

Время шло, король не отвечал. Коротая время, его светлость  расседлал лошадь, обошёл поляну, просто посидел на траве. Ехать никуда не хотелось, в душе царили опустошение и раздрай.

Наконец, когда солнце коснулось верхушек деревьев, почтовик издал мелодичный звук.

Арман открыл крышку, подцепил комочек бумаги, который по мере удаления от почтовика увеличился в размере. И впился  взглядом в текст.

«Отклонено».

Едва не взвыв, он таращился на единственное слово, перечеркнувшее все надежды. И тут почтовик издал ещё один звук.