Шрифт:
Закладка:
Бессмысленно вопрошать, поэтому я молчу и смотрю на них. Стая бессмертных, когда-то живших и смертных людей. И тишина, оглушительная тишина.
– Максима Ли, вы признаете себя шептуном? – спросил один из пяти мужчин, сидящих в первом ряду.
В отличие от остальных, у него зрелый вид. Он не казался молодым и тем более юным.
– Нет, не признаю, – ответила я.
– Вы признаете свою вину в том, что пытались навредить бессмертным?
– Нет, не признаю.
– Вы признаете, что совершали действия по умышленному или без умышленного влияния против бессмертных или людей?
– Нет, не признаю.
– Вы признаете, что вы бессмертная?
– Я не бессмертная.
– Вы признаете, что ищете или искали Мост Вечности?
Я засомневалась, облизнула губы, скользя взглядом по собравшимся, пока не натолкнулась на лицо Ниршана. Он смотрел на меня напряженно, собранно, с полным отсутствием эмоций, словно замороженный.
– Я его больше не ищу.
По залу прокатилось тяжелое выдыхание, сродни разочарованию, смешанному с облегчением.
– Вы его нашли?
Я пытаюсь поймать взгляд Ниршана. Посмотри на меня, покажи, как ты меня осуждаешь, взглядом. Или может быть хуже? Мы же враги. Мы чужаки. Мы на разных сторонах жизни.
Он не смотрел.
– Нет.
– Вы признаете, что вас готовили в шептуны?
– Нет.
– У вас была особая миссия?
– Да.
– Какая?
Обвела окружающих еще одним напряженным взглядом.
– Найти Мост Вечности.
– Зачем?
– Такова была моя миссия.
– Что вы собирались делать, когда найдете его?
– Передать координаты на Афон.
– Вы знаете, зачем Мост Вечности нужен людям? Или шептунам?
– Нет. Мне это неизвестно.
– Вы признаете, что умышленно обменялись Ци с Ниршаном Линь?
– Нет. Это вышло случайно.
Он, наконец, взглянул на меня. Резанул тяжким взглядом и снова его отвел. Давая мне полный ответ на все вопросы. Он ненавидит, он не поймет, для него я все равно, что шептун.
Они замолчали. Со стороны это выглядит, как обычное молчание. Повисшая нелепая пауза. Но скорее всего они совещались по внутренней сети. Арктики обладают способностями к телепатии. Это известный факт. Мой взгляд блуждал по лицам, набрел на взгляд Гуй Ли. Он смотрел прямо на меня. С нескрываемой неприязнью, презрительно, так, что сразу ясно, что он хотел бы со мной сделать.
Решается моя судьба, такая короткая и странная. Не такая легкая и безмятежная как у сестер Хайлюй, или трудная как у Элени, или полная смысла, как у отца Кирилла.
Решается моя судьба. Почему я ее такую выбрала? Я объясню.
Знаете, как говорят греки? «Гермес для всех», в том смысле, что удача, ситуации, вера – это общее достояние. Всех людей. Дверь к счастью открывается наружу. И то, что так часто называется чувством вины, то, что упирается в совесть – это интуитивная способность людей находить неповторимый уникальный смысл в каждой ситуации. Совесть – это орган смысла. И знаете, чему учат на Афоне детей? Тому, что смысл жизни в том, чтобы «прожить» (чувствуете слово про+жить) жизнь.
«Прожить» это форма бытия и, может быть, надежнейшая!
Потому каждое существо, каждая живая тварь чувствует, знает, содержание жизни во всей полноте сохраняется где-то. Будущее любого – всего лишь возможности и перспективы, и очень туманные. Прошлое же обладает РЕАЛЬНОСТЬЮ. Оно никуда не денется. Прожитое время и события – неприкосновенны и невредимы. Нетленны.
Все, что прожито и сделано – никогда не пропадет и никуда не денется. Оно уже есть – навсегда. Люди так ценят свою будущую жизнь (как журавлей в небе) и так обесценивают прошлое (словно нет синицы в руке). А он есть и всегда отныне будет с нами. Разве не здорово, что уже что-то случилось, сбылось или не сбылось. И хорошее и страшное. Прожито. Нужно быть посередине, а не в будущем. Смысл всегда привязан к ситуации. А всякое плохое, всякая вина на протяжении жизни – все еще «искупаема». Совесть всегда направляется Волей к жизни. Вот так просто.
– Наш вердикт, – произнес все тот же зрелый арктик, а я перестала дышать. – Максима Ли, мы снимаем с вас все обвинения, в том числе и подозрения в том, что вы шептун.
Я выдохнула с облегчением. Зал зароптал, зашумел. Арктики демонстрировали разочарование, волновались. Я смотрела на своих дядек, и доброго, и не очень. Ниршан торжествовал, а вот Гуй Ли нет. Теперь его взгляд будто приклеился ко мне, прилип и не отлеплялся. Словно он желал испепелить меня, сжечь, как средневековую ведьму на месте, можно даже без костра.
– Но, – повысил голос, выносящий вердикт. – Мы требуем, чтобы целостность Ци была восстановлена.
Я не сразу поняла, что он имеет в виду.
– Возражаю!!! – перекрикивая толпу, заорал Гуй Ли, и мужчины вокруг него замолкли. – Это может быть и моя Ци! Я ее опекун.
Зал взорвался громкими выкриками и обсуждениями. Пока я пыталась понять, что это означает. Следует вернуть чужую Ци. Значит обнимашки. Значит таухуа. Подняла потрясенные глаза на Ниршана, он тоже смотрел на меня.
– Значит, смерть, – прошептала одними губами, отчаянно, и он будто понял, что я только что сказала. Прикрыл глаза, отворачиваясь от меня, словно не хотел больше видеть.
Я же не смогу вернуть Ци без потери своей. Они же рядом эти точки, я видела снимок в больнице. Красная рядом с белой. Совсем близко. Весь гомон и голоса слились в посторонний шум. Тот, что гудит рядом, без различения слов и фраз. Мне вспомнилось напутствие отца Кирилла «Постарайся исполнить свой долг, и ты тут же выяснишь, в чем он состоит». Долг. Долг! Чертов долг. Это что ли мой долг?! Слезы навернулись на глаза.
– Я опекун и настаиваю на своей кандидатуре, – вопил Гуй Ли.
Столько желающих выкачать мою Ци. Я очнулась, наблюдая, как толпа арктиков спорит, кому достанется честь убить. Кого угодно это психологически задавит, размажет и сотрет в порошок. Нашла в толпе глазами Ниршана и жалобно улыбнулась, игнорируя скатившиеся слезы. Ну как тут не обрадоваться, он хранит молчание. Стоит и смотрит. А все эти бессмертные спорили, как свора голодных волков, кому достанется честь поживиться экзотичной Ци. Почти шептуна. Он понял, почему я так пристально смотрю на него, не дыша, и по-идиотски улыбаюсь.
– Выбираю тебя, – произнесла я, глядя на того, кто, отрицая предложенное, мотал головой, пока не выдохнул «Нет». Я же искала глазами судью.
Тот взмахнул руками, приказывая толпе замолчать, заткнуться. Добился желаемого через пару минут. Затем снова выразительно посмотрел в мою сторону.