Шрифт:
Закладка:
Когда я закончила смотреть присланную родителям запись – всего лишь пятьдесят девять секунд на 120-минутной видеокассете, – на экране остался лишь вечный белый шум, похожий на снег, – те самые помехи, которые вы видите в телевизоре, когда сигнал исчезает. В нем я снова увидела Киру, но на этот раз в переносном смысле. Как будто девочка, которую я всегда искала, превратилась в снег – не тот, что тает между теплыми пальцами, а тот, что невозможно поймать – черно-белые точки, перескакивающие с одного места на другое. Кира Темплтон потерялась в этом снегу и нуждается в вашей помощи.
Если у вас есть информация о Кире Темплтон, пожалуйста, позвоните по телефону 1-800-698-1601, добавочный номер 2210.
Глава 31
Сама о том не подозревая, печаль кружит среди равных себе.
Мирен Триггс
1998
Профессор Шмоер помогал мне в течение нескольких часов, пока я искала в интернете информацию о Джеймсе Фостере, человеке, арестованном за похищение Киры, и его жене. Он также давал мне объяснения, пока я бегло просматривала содержимое его компакт-диска, пытаясь, по-видимому, не чувствовать себя одиноко. С тех пор как я поделилась с ним опасениями по поводу подозреваемого, он выглядел несколько взволнованным и нервным, на смену воодушевлению пришла задумчивость – скорее всего, он размышлял, что делать дальше.
Дождавшись, пока загрузится допотопный сайт регистрации актов гражданского состояния, – выглядело это так, будто кто-то крутит педали, – мы наконец-то получили доступ к открытым данным о семейном положении задержанного. В штате было почти четыреста Джеймсов Фостеров, но только сто восемьдесят имели почтовый индекс, относящийся к центру Манхэттена. Дата его рождения была указана в досье Меган, и мы нашли данные о его семейном положении после получаса сверки каждого имени с его ссылкой, которая после просмотра окрашивалась в фиолетовый цвет.
Джеймс Фостер был женат на некой Маргарет С. Фостер, и профессор прошептал «эврика», обнаружив, что она была ровно на год моложе его. Моя гипотеза становилась все весомее. Если все это правда, значит, я наткнулась на важную информацию раньше многих других. Возможно, я даже могла бы исключить его из числа подозреваемых раньше полиции – те наверняка будут допрашивать его до истечения положенных семидесяти двух часов, а затем посадят за попытку похищения девочки в центре – и пусть даже это благонамеренная ошибка, это значит, они временно прекратят поиски Киры. Я не совсем понимала, чем мне поможет тот факт, что в его случае обвинение в растлении малолетних обусловлено строгим толкованием закона, но разум твердил: сначала нужно удостовериться точно. Не кто иной, как профессор Шмоер объяснял нам, что журналистские расследования – дело небыстрое. Когда команда решала взяться за какую-то тему, могли пройти месяцы, порой даже годы, прежде чем их расследование увидит свет, и у них были готовы несколько набросков: продвигаясь вперед шаг за шагом, они вставляли каждую крошечную шестеренку в сложные швейцарские часы, которые в итоге точно указывали время, и статья зачастую имела непредвиденные последствия. Сначала они разрабатывали одну версию, пока она полностью не исчерпает себя, а затем переключались на другую, осушая озеро догадок в поисках скрытого чудовища. Этим чудовищем была правда, часто болезненная, часто незначительная, часто настолько простая и элегантная, что она напоминала знаменитое уравнение старого ученого.
– Как мы можем выяснить, что именно Маргарет С. Фостер была предполагаемой жертвой Джеймса, профессор? – спросила я в растерянности.
– Зови меня Джим, пожалуйста. Не знаю, почему ты всегда называешь меня профессором.
– Не хочу, чтобы ты перестал им быть. Я бы не хотела, правда. Это… мой любимый предмет.
– Как насчет техники интервьюирования? Я слышал, ее преподает легендарная Эмили Уинстон.
– Она такая зануда. Твердит до тошноты, как хороша она была в «Глобусе». Весь предмет о ней и о сотнях ее интервью. И, по правде говоря, не думаю, что она так уж хороша. Да, она добывает информацию, но та не всегда имеет отношение к делу. В последней статье, которую я читала, она брала интервью в тюрьме у обаятельного серийного убийцы женщин, и знаешь, чего она добилась? Убийца показал ей письма, которые получал от поклонниц, и свои ответы. Она написала прекрасную статью, сопроводив ее замечательными фотографиями, о том, как чудесно он переписывается с десятком своих поклонниц и как сильно заботится о них. Я уверена, после этой статьи нашлась хотя бы одна женщина, которая начала восторгаться тем, какой он красивый и какой внимательный. Не знаю. Не думаю, что представлять преступников в хорошем свете – лучший путь для журналистики.
– Но даже если они преступники, они все равно люди.
– Некоторые из них – монстры, – сказала я серьезно и категорично, – и никакая статья этого не изменит.
Он кивнул и привычным жестом поправил очки указательным пальцем. Затем Шмоер на некоторое время замолчал, и я поняла, что мой гнев не остался незамеченным.
Я до смерти ненавидела этот вид существ, убийц и насильников, способных причинять вред, не чувствуя страха в глазах своих жертв. Я много читала о них. За последние несколько лет на телевидении стало модно рассуждать о зле, которое они способны причинить, и всегда находился какой-нибудь журналист или комментатор, который с явным восхищением и одновременно отвращением отмечал, как психопаты дистанцируются от чувств других. После того, что со мной произошло, я чувствовала себя именно так: вдали от своего тела, от своей сексуальности, от своих эмоций. Кто-то раздавил мою душу и превратил меня в испуганную рохлю, которая прячется дома, как только наступает ночь. Часть меня хотела, чтобы мои эмоции были там, где они всегда были, рядом с моим сердцем, а не там, где они, казалось, остались – в темном углу парка, через который я больше не хотела проходить даже при свете солнца.
– Видишь ли, Мирен, – сказал профессор наконец, – возможно, твоя гипотеза стала бы хорошей основой для статьи. Ни одно издание сейчас не думает об этом. Я в этом уверен. Никто не осмелится противоречить «Пресс».
– О чем ты?
– Если в конечном итоге ты окажешься права насчет невиновности
