в 2012 году институт приступил к уничтожению элементов фасада, Архнадзор и Мосгорнаследие воспрепятствовали разрушению. В апреле 2013 года суд вынес решение в пользу истца, обязав пользователя провести необходимые работы по консервации и реставрации здания. Это был первый случай, когда рядовой гражданин выиграл подобное дело. Архнадзор объявил его прецедентом, который вызовет новые судебные разбирательства не только в Москве, но и по всей России [Горожанин 2013].

Дело дома Быкова можно рассматривать как пример того, как может функционировать институт управления наследием. Но Архнадзор и другие градозащитные движения утверждают, что сделать предстоит еще очень много. Вот один чрезвычайно важный пример, когда потенциально эффективный закон не действовал более семи месяцев. В январе 2015 года мэрия одобрила поправки в закон «Об объектах культурного наследия». Согласно новой редакции, каждый гражданин имел право подать в Мосгорнаследие заявление о том, что он обнаружил в своем районе ценное историческое сооружение. После этого здание должно получить статус «заявленного объекта» и будет охраняться государством. Но на практике Мосгорнаследие отказывается принимать такие заявления, поскольку не приняты подзаконные акты, которые подробно разъясняют, как должен функционировать закон [Памятники 2015]. Пробел был восполнен дополнительным нормативным актом от 26 августа 2015 года, который Архнадзор назвал «мудрым решением» [Москва 2015; Об утверждении 2015].

Однако даже когда существующего законодательства в принципе достаточно для защиты отдельных зданий, власти иногда не в состоянии предотвратить их разрушение. В августе 2013 года город повысил максимальный штраф за повреждение объектов культурного наследия до 60 000 000 рублей (на тот момент около 2 000 000 долларов) и уполномочил Мосгорнаследие проводить расследования [D’Amora 2013]. Несмотря на это, некоторые строители по-прежнему действуют на собственное усмотрение. Например, в конце 2013 года были незаконно снесены военные казармы XIX века в районе Сокольники Восточного АО. Предыдущая попытка уничтожить постройку была пресечена городскими властями в сентябре. Однако в ноябре строители воспользовались праздником, Днем народного единства, чтобы полностью снести здание, прежде чем активисты и чиновники успели отреагировать [Старинные 2013]. Вот более недавний случай: в феврале 2015 года Мосгорнаследие распорядилось прекратить уничтожение доходных домов Михайлова на Большой Дмитровке. Но каждый раз, когда сотрудники полиции или чиновники Мосгорнаследия покидали объект, застройщик возобновлял снос [Дома 2015].

Отсюда не следует, что город никогда не преуспеет в защите памятников, находящихся под угрозой. В 2013 году Мосгорнаследие добилось судебного постановления о принудительном закрытии и сносе кафе «Белая лошадь», которое 20 лет незаконно занимало визуально значимое место на территории объекта культурного наследия – сквера на Страстном бульваре [Знаменитое 2013]. В апреле 2014 года Мосгорнаследие остановило «незаконные строительные работы» в знаменитом доме Наркомфина на Новинском бульваре, рядом с посольством США [Наркомфина 2014; Cathcart-Keays 2015]. Кроме того, в июле 2014 года было возбуждено уголовное дело по факту сноса усадебного дома на Большой Ордынке, в центре города [По факту 2014].

Как говорилось выше, в мае 2014 года мэрия в соответствии с новым законом «О благоустройстве» получила право приводить в порядок ветхие и аварийные здания и взыскивать с собственника компенсацию затрат [Шаталова 2014]. Через три недели Арбитражный суд Москвы обязал владельца дома Пастернака, где родился писатель, выплатить городу 5 000 000 рублей (тогда около 170 000 долларов) в возмещение расходов по демонтажу самовольно надстроенного мансардного этажа [Самострой 2014].

Еще один серьезный случай был связан как с незаконным уничтожением, так и с запоздалым применением закона. Для градозащитников стал горьким поражением снос в августе 2014 года доходного дома эпохи Серебряного века (дома Прошиных) на «главной» улице Москвы, 1-й Тверской-Ямской. Построенный в 1905 году дом Прошиных являлся редким образцом московского модерна. Архнадзор объявил эту утрату самой крупной со времен сноса «Военторга» десятью годами ранее [Утрата 2014]. Само здание не входило в перечень объектов культурного наследия, но из-за его расположения вопрос о реконструкции дважды рассматривался Рабочей группой Комиссии при правительстве Москвы по рассмотрению вопросов осуществления градостроительной деятельности в границах достопримечательных мест и зон охраны объектов культурного наследия. Рабочая группа одобрила реконструкцию (в том числе частичную разборку, надстройку и освоение подземного пространства), однако настаивала на сохранении подлинного фасада. Так исторические здания «сохраняли» при Лужкове, но сегодня никто, включая Архнадзор, не утверждает, что городские чиновники, принимавшие решения о сохранении памятников, коррумпированы.

В случае с домом Прошиных даже Архнадзор считал, что за исключением фасада ничего спасать не стоит [Сохарева 2014]. Однако активисты возмутились, когда был разрушен и фасад. Также градозащитники с подозрением отнеслись к причастности к проекту дочери нынешнего президента Азербайджана, И. Г. Алиева: подразумевалось, что, возможно, проект режимный, неподвластный мэрии [Утрата 2014]. Генподрядчик еще сильнее запутал ситуацию, заявив, что фасад пришлось разобрать, поскольку он был аварийным и угрожал общественной безопасности [Генподрядчик 2014]. Собянин явно не принял этого оправдания. Назвав снос фасада «актом вандализма», он оштрафовал подрядчика на 27 000 долларов и отозвал разрешение на строительство на этом участке [Власти 2014; Nechepurenko 2014].

Вдобавок к этому мэрия подала на компанию в суд [Мэрия 2014]. По состоянию на август 2015 года было неясно, будет ли здание восстановлено в прежнем виде или же на его месте разобьют сквер [Архитектурные скандалы 2015].

Интересы государства

С тех пор как мэр Собянин вступил в должность в октябре 2010 года, он многое сделал для реформирования управления культурным наследием в Москве. Закон уже не «повод пофилософствовать». Чиновники, отвечающие за охрану памятников, больше не извлекают личную выгоду из их уничтожения. Однако конфликты все еще случаются, старинные здания до сих пор сносят. На взгляд градозащитников, город по-прежнему оказывает предпочтение застройщикам. Возможно, до какой-то степени это так, но уже не столь вызывающе очевидно, как было при Лужкове. Впрочем, в тех случаях, когда проекты, при реализации которых с явным нарушением закона разрушаются исторические сооружения, отвечают нуждам городского правительства или путинского режима, по-видимому, осуществляется некий типовой сценарий. Как известно, в России глубоко укоренилось традиционное представление о том, что государство выше закона.

Например, главный корпус Ново-Екатерининской больницы (бывший дворец усадьбы князей Гагариных) был восстановлен властями. Однако город снес три других строения на этом участке, чтобы освободить место под новое здание и подземный паркинг для Мосгордумы. Два из разрушенных зданий датировались XVIII веком, третье было построено при Сталине. Собственно здания не входили в состав исторического памятника; участок же однозначно находится в охранной зоне памятников архитектуры – на Страстном бульваре, недалеко от Пушкинской площади. Мэрия и в принципе, и в соответствии с законом была категорически против возведения на подобных территориях новых зданий; как с