воров в законе из других регионов. Похоже, отсутствие мобильности является сильной причиной фракционности, поскольку, как предположил Эриксон [Erickson 1981], расколы проходят по линиям прежних сетей социально и пространственно более тесных контактов.

Местные воры в законе совершают преступления в своем родном городе, отбывают наказание в местных тюрьмах и приобретают репутацию в ближних криминальных кругах. Власть на улице могла быть перенесена в местную тюрьму, построенную поблизости, а затем возвращена на улицу [AOCU 2004; R42][77].

Представляется вероятным, что локализация тюремного заключения и относительное отсутствие мобильности воров в законе на ранней стадии их криминальной карьеры были жизненно важными факторами в создании условий для возникновения расколов на основе местных, плотных сетей действующих лиц, имеющих общее происхождение. На каком-то этапе эти расколы привели к образованию застывших фракций и возможности конфликта, который мы видим сегодня между кутаисской и тбилисской группировками.

Иерархия и конкуренция

Наличие фракций можно в какой-то степени объяснить расколами в прежних сетях, на которые опираются воры в законе во время рекрутинга в условиях тюремного заключения. Остается вопрос иерархии и централизации. И Эриксон [Erickson 1981], и Тилли [Tilly 2005] предполагают, что централизация повышает безопасность в краткосрочной перспективе, но может оказаться рискованной долгосрочной стратегией. Они предполагают, что иерархия возникает как реакция на риск, чтобы более централизованно контролировать ресурсы и рекрутинг.

Используя теорию организации фирм, Лисон и Роджерс [Leeson, Rogers 2012] развивают этот аргумент. Следуя классической «теории левиафана» Гоббса, они утверждают, что уровень конкуренции в окружающей среде имеет положительную корреляцию со степенью иерархичности и централизации в криминальной среде. Уровень конкуренции зависит от цены входа в отрасль, связанную в случае мафий с обеспечением защиты. Чем ниже барьеры для входа на этот рынок, тем больше конкуренция, и, следовательно, тем больше стимулов для сговора между действующими лицами и картелизации с целью блокировки этого входа для других. На мафиозном рынке барьеры для входа невысоки. Все, у кого есть оружие и склонность к жестким действиям, могут поверить, что они способны на этот рынок выйти. Сговор же по блокированию выхода на него других участников скоординировать трудно. Угроза дезертирства в процессе тайного сговора представляется очень сильной. Наказание за дезертирство во внеправовой сфере может быть осуществлено путем применения насилия, хотя карателю это может обойтись дорого для того, кто осуществляет наказание: во многих случаях вину не так уж просто доказать, к тому же любое наказание может натолкнуться на ответное насилие. Решение этих проблем, согласно [Leeson, Rogers 2012], состоит в том, чтобы создать «левиафана»: наделить босса соответствующими полномочиями. Содержание босса обходится дорого, но позволяет решить дилеммы координации, а это может принести пользу всем. Более того, как только появляются боссы, централизация и иерархическая структура позволяют усилить межфирменный сговор относительно рынков и территорий. Пфеффер и Леблебичи [Pfeffer, Leblebici 1973] также рассматривают влияние конкуренции на фирмы, действующие на легальных рынках, и, так же как [Leeson, Rogers 2012], считают, что большая конкуренция означает большую централизацию, большую иерархизацию и большую формализацию принятия решений.

К 1990-м годам воры в законе, как будет подробней рассмотрено в главе 6, действовали на пронизанном конкуренцией рынке Грузии, недавно обретшей независимость и втянутой к тому времени в сопровождающиеся насилием конфликты всех видов.

Это создавало сильный стимул для формирования вокруг боссов группировок, объединяющих множество мелких организованных преступных групп, управляемых отдельными ворами в законе и образующих единую интегрированную структуру в рамках построенного по территориальному принципу объединения. В принципе, это позволяло ворам в законе быть скоординированными настолько, чтобы блокировать других участников рынка, разрешать коллективные споры или бросать вызов существующим конкурентам путем переговоров с их надлежащего ранга боссами. В связи с этим у вовлеченных в упомянутую организацию индивидов существовал стимул к обеспечению собственной безопасности, побуждающий к преобразованию объединяющей их структуры, представляющей собой всеобъемлющую, широко распространенную сеть, и централизации ее для создания более эффективной территориальной единицы, помогающей выживать в конкурентной среде.

Эти сюжеты должны были сочетаться с не установленным до конца влиянием размера организации [Pfeffer, Leblebici 1973:278]. Существует множество не достигших консенсуса исследований [Hannan, Freeman 1984; Kelly, Amburgey 1991; Huber et al. 1993; Barnett, Carroll 1995], рассматривающих проблему размера организации и его связи с централизацией. В крупных организациях, конечно, будут руководители, однако по мере роста такой организации должны происходить децентрализация и делегирование полномочий [Hall 1995], вызванные логикой снижения затрат на мониторинг эффективности. И по причине внутриполитических разногласий, неполной информированности и неудачных инвестиций в сохранение статус-кво такого организационного изменения может и не произойти [Haveman 1992]. Таким образом, хотя конкуренция, по-видимому, является сильным фактором, определяющим организационные изменения, следует также рассмотреть размер сети и ее влияние на организацию, если таковое имеется.

Размер сети и расходы, связанные с услугами посредников

По данным последних лет, число воров в законе на постсоветском пространстве составляет примерно от тысячи до тысячи двухсот. Комментаторы дают противоречивые сведения о тенденциях, касающихся изменения этих цифр. Серио [Serio 2008: 168–169] констатирует снижение числа воров в законе в начале 1990-х годов, в то время как Глонти и Лобжанидзе [Глонти, Лобжанидзе 2004: 104] предполагают, что число воров в законе после распада Советского Союза резко возросло. В последнем исследовании говорится, что Министерство внутренних дел России зафиксировало шестикратное увеличение числа воров в законе в России с 1991 по 1996 год, причем в это время ежегодно «короновалось» или «крестилось» от сорока до пятидесяти человек – по сравнению с шестью или семью до 1991 года. Авторы не приводят фактическое число воров в законе, но также отмечают, опять же на основе правительственных данных, что число сходок в России увеличилось с двадцати шести в 1989–1992 годах до примерно ста в 1993 году и 413 в 1994 году [Глонти, Лобжанидзе 2004: 108]. Варезе [Varese 2001: 167] говорит об увеличении количества воров в законе в России до 1994 года и прогнозирует снижение их числа после этого, основываясь на предположении, что воров в законе будут медленно убирать более жестокие, нетрадиционные преступники, известные как «бандиты» (см. также [Volkov 2002]).

Что касается грузин, то число воров в законе, по-видимому, среди них увеличилось. По данным полицейских досье, в 1992–2004 годах «крещеных» грузинских воров в законе было больше, чем в другие периоды[78]. Интервью последовательно выявили впечатление, что число воров в законе в 1990-е годы увеличилось. Бывшая тюремная служащая выразила восхищение ворами в законе, с которыми она имела дело в прошлом, но сказала, что «после распада Советского Союза молодые люди