Несколько дней фрау Гусман продремала в кресле, прислушиваясь к своему внутреннему радиоэфиру: диктор читал с выражением «Золотой горшок», и старушка очень переживала за Ансельма, заключённого в призму, мужской хор замечательно пел альпийские песни и виртуозно исполнял йодль, передача для домохозяек подбрасывала отличные рецепты супов и штруделей. В своём воображении фрау Гусман и сама приняла участие в кулинарной передаче. Она поделилась потрясающим рецептом айнгемацх – цукатов из чёрной редьки, правда, слушатели не оценили, сказали, что это жидовское блюдо. Под утро пришёл Огненный Саламандр, вкрадчиво объяснял, что грядут тяжёлые времена и лучше бы ей спрятаться под кровать.

Старуха почувствовала враждебность, исходящую от всех предметов в комнате, – от стульев, шкафа, даже от своего халата, брошенного на спинку кресла. Она вспомнила, как несколько лет назад знакомые говорили, что можно будет уехать из Мюнхена на Мадагаскар[61].

Чувство голода отступило, но хотелось пить. Фрау Гусман решила вскипятить воду в чайнике, выпить кофе с сухариками – в буфете в зелёной вазочке были имбирные сухарики! – но до кухни не доковыляла, споткнулась о порог, упала, лежала всю ночь на полу. Снились замечательные сны – весна в горах, цветущий рододендрон, фондю и меренги с густыми сливками в деревенском ресторанчике.

Потом пришли незнакомые люди, потащили старуху вниз по лестнице, повезли куда-то. Фрау Гусман механически переставляла ноги, отключалась, включалась, но в целом чувствовала себя неплохо. Она спросила, куда её направляют, не на Мадагаскар ли. Получив утвердительный ответ, стала качать младенца – кто-то положил ей в руки свёрток. Вокруг толпились люди, вагон – она не сразу поняла, что едет в вагоне, – был забит до отказа. Мать ребёнка куда-то подевалась, малыш выгибался и орал, фрау Гусман непросто было с ним справляться.

Через некоторое время старухе помогли раздеться и отвели в душевую комнату. Куда-то делись очки, непонятно было, где кран с тёплой водой. Порядка не было, все суетились и вопили, стало душно. Наконец, открыли окна, на фрау Гусман повеял свежий ветерок, с младенцем, который перестал выгибаться, она полетела над весенним лесом Шварцвальда. Её догонял художник Пяйве Тролле в чёрном пальто и котелке. Его шарф развевался и с земли был похож на косяк перелётных птиц. Он кричал: «Фрау Гусман, я бесконечно виноват перед вами! У меня были временные трудности, я с ноября не посылал вам вспомоществование. Неужели из-за этих несчастных денег немецкие люди окончательно решили ваш вопрос? Я слышал, что там говорят про Сутина, и, конечно, должен был пришпорить воображение. Но кто бы мог подумать, что дело обернётся так? Ваш воспитанник спас от неминуемой гибели мою внучку, а я, дурак, не смог выручить вас. Постойте, у меня слабое сердце, мне не угнаться за вами!»

Фрау Гусман не хотела разговаривать с Пяйве: где-то наверху начиналась её любимая радиопередача. Старуха прибавила скорость и исчезла за облаками.

Руна вторая

Арви не нравится эвритмия

В психиатрической лечебнице офицером Тролле занимался доктор Кальм – прекрасный специалист, глубоко проникший в таинственные области душевных и ментальных недугов.

В молодости доктор Кальм увлекался идеями Рудольфа Штейнера, ездил за ним по Европе, чтобы слушать лекции про восприятие духовного мира, связь человека и Вселенной, мистерию Голгофы и архитектуру мостов между религией и наукой, – в железнодорожных кассах профукал целое состояние.

В лице доктора Кальма Арви нашёл понимающего собеседника и друга. Арви знал, что военному не стоит особо распространяться о встречах с Христом и женских голосах в голове, и в беседах старался вести себя осторожно, но Кальм с помощью хитрых наводящих вопросов вывел его на откровенный разговор. Когда Тролле спохватился, всё уже было сказано – и про мечту о Прекрасной Даме, и про хронический онанизм, и про садо-мазохистское наслаждение от разрушения «самого дорогого». Арви признался в подспудных желаниях завоевать весь мир (он-то думал, что хочет только «всю Карелию») и истребить тех, кто не ходит в «чистенькую церковку». Офицеру самому стало страшно от медицинского заключения Кальма, которое случайно попалось ему на глаза.

– Доктор, но я надеюсь на ваше благородство. Вы ведь никому не расскажете?

– Господин Тролле, это частная клиника, здесь свято хранится врачебная тайна. Вы – близкая мне душа. Мне понятны ваши волнения, весь драматизм вашей ситуации. Вы – тонкий человек, не больной, нет. Вы чувствуете связь с великим и непостижимым, но не можете её определить, осмыслить. Вам сложно найти своё место в Космосе, а между тем оно пустует, никем не занятое, ждёт вас, тёплое, нагретое. Я помогу вам его обрести. Я вас к нему проведу через звёзды по Млечному пути.

– Доктор, думаю, не стоить заходить так далеко. Это место – в городе детства и всей моей жизни, в библиотеке семьи Канерва, в кресле, которое я уничтожил. Там горячие печи и булки с изюмом, зимой за окном падает снег, летом трепещет плющ и чайки кричат. Я хотел выклянчить у зятя это кресло. Мечтал, что когда-нибудь женюсь и поставлю его в своём доме. Моё место в Космосе – это кресло в Виипури, желательно нагретое женской задницей. И, к огромному моему сожалению, я его не получил.

– Не стоит отделять нашу, человеческую, жизнь от космологического развития Вселенной. Мы вам подыщем кресло на Сириусе.

– Доктор, мы проиграли страшную войну. Мне не до поэзии сейчас, не до метафор. Это разговоры для молодёжи, мои племянники поболтали бы с вами с удовольствием. Кстати, мне разрешат их увидеть? Когда я их вижу, мне становится спокойнее. Своим смехом они разгоняют голоса в моей голове.

– Конечно! Они с нетерпением ждут этой встречи. Но для начала вам нужно со мной поработать. Вы же согласны с тем, что не очень здоровы, что вас беспокоят некие скрытые от глаз, но действенные, разрушительные силы.

– Рюсся – эти силы.

– Нет-нет, другие, внутренние.

– Возможно.

– Вы чувствуете одиночество и тревогу.

– Да.

– В семейном окружении вам легче.

– Немного легче. С родными, доктор! Мне легче с родными людьми. А вот пациенты вашей клиники, с которыми приходится встречаться во время прогулки, мне совсем не по душе. Неприятные существа.

– Хорошо, я вас понял. Мы не будем пока искать ваше место в Космосе. Для начала нащупаем ваших родственников в прошлом. Постараемся их увидеть, поговорить с ними. Они будут очень рады. Ведь они для вас старались, кого-то любили, что-то копили. Вы представитель древнего богатого аристократического рода.

– И в столовой, во-первых, еда плохая – зачем мясо