большое тело как всегда словно заполняет все пространство в комнате. От него пахнет потом, грязью и уличным воздухом. Он снимает рубашку и идет к маленькому умывальнику, чтобы почистить зубы и помыться. Закончив, он идет к постели, одетый лишь в боксеры, и забирается рядом со мной.

Я перевернулась на бок, спиной к нему. Я не шевелюсь и не говорю ничего. Я боюсь, что если скажу что-то, то буквально откушу ем башку.

— Ты в порядке?

Я бурчу что-то односложное и надеюсь, что это его удовлетворит.

Он смотрит на меня. Я чувствую его взгляд на моей спине.

— В чем дело?

По мне пробегает дрожь тревожности и негодования. Я понятия не имею, что и как сказать.

— Малышка? — он мягкий. Хриплый. Нежный.

Я перекатываюсь и сердито смотрю на него.

— Не делай этого!

Он моргает, опираясь на одну руку.

— Не делать чего?

— Не называй меня малышкой и не будь со мной милым, раз ты отказываешься позволить нам иметь настоящие отношения.

Я вижу на его лице быструю череду реакций. Беспокойство. Смятение. Удивление. Озарение. Затем нечто медленное, тяжелое, терпеливое.

— У нас настоящие отношения.

— Разве? Потому что я так и думала. Я думала, это реально что-то значит.

— Ты прекрасно, бл*дь, знаешь, что ты все…

— Разве? Я все для тебя? Потому что я думаю, если бы это правда было так, ты бы не стыдился меня так сильно! — я не знаю, почему все это вырывается на поверхность прямо сейчас. Может, это слишком долго нарастало в моем сознании, и теперь там уже не осталось места. Это должно выйти. Но даже произнося слова, я ужасно боюсь их последствий.

В конце концов, я уже делала это прежде. Я вызывала Кэла на ссору из-за его нежелания быть со мной. И каждый раз это заставляло его кардинально отпрянуть. Отстраниться от меня.

И если только не случилось чего-то значимого, то и сейчас произойдет именно это.

Я это понимаю, но все равно не могу заставить себя заткнуться.

— Я не стыжусь тебя. Никогда так не говори.

— Ну, а что я тогда должна думать? Ты же отказываешься рассказывать кому-либо о наших отношениях и даже не позволяешь мне прикасаться к тебе, когда рядом есть кто-то еще.

— Я думал, ты понимаешь, — он хмурится. Он до сих пор выглядит слегка озадаченным, будто понятия не имел, что я так расстроена из-за этого.

Может, и не имел. Время от времени я говорила что-то, но никогда не устраивала большую шумиху. Я всегда слишком боялась настаивать, потому что это оттолкнет его.

— Я понимаю, Кэл, но это не означает, что мне это нравится. Как думаешь, что я чувствую? Когда мы должны быть вместе. Как пара. А ты обращаешься со мной как с грязным секретом

Все его тело дергается.

— Ты не грязный секрет! Ты лучшее, самое сладкое и самое чистое, что было у меня в жизни.

— Тогда почему никому нельзя об этом знать? Я хочу… я хочу показать миру, что мы принадлежим друг другу. Почему ты не хочешь этого?

Он не отвечает сразу же. Он смотрит на меня, тяжело и странно печально. Втягивает один прерывистый вдох за другим.

— Кэл? — мой голос становится мягче. Я как будто вот-вот расплачусь. — Разве это было бы так плохо? Люди уже знают, что мы живем вместе. Что мы верны друг другу. Связаны. Разве было бы так плохо, если бы они узнали, что мы трахаемся? Почему это должно что-то изменить?

И снова он не отвечает мне, и я не знаю, то ли это потому, что у него нет ответа, то ли это потому, что он не может это произнести.

— Ты должен мне сказать, — я протягиваю руки и наконец-то прикасаюсь к нему, накрыв ладонями его бороду. — Ты для меня все.

— Ты тоже для меня все. Ты уже знала это, — его глаза полны нетерпения, но все равно источают что-то вроде горя. Это ужасает, но я не понимаю, почему. — Это никогда не менялось за годы. Это не изменится никогда.

— Тогда скажи мне, почему я не могу получить все, чего хочу. Скажи мне.

Ему требуется время, так что я жду. Бремя всего, что я чувствую, тяжело давит на грудь. На мое нутро.

Наконец, он хрипло выдавливает.

— Прости, малышка. Это до сих пор ощущается… неправильным. Для меня.

— Что?

— Это ощущается неправильным. Быть с тобой вот так. Я хочу этого больше всего на свете. Я хочу тебя. Но я же лапаю руками, губами и членом девочку моего мальчика. И я знаю, что я тебе небезразличен. Я в это верю. Но я не могу не верить в то, что это случилось лишь потому… потому… что у тебя есть только я. Так что, возможно, я все же пользуюсь ситуацией.

Я как будто задыхаюсь. Как будто не могу сделать полный вдох. Я думала, он пережил это. По большей части. Но нет. Он все еще там же, где был год назад.

Мы оба до сих пор там. Вопреки всему, через что мы прошли, мы вообще никуда не продвинулись.

— Черт, малышка. Я знаю, это звучит ужасно. Я говорю себе, что думать так неправильно. И чувствовать себя так. Я знаю, что ты теперь взрослая и можешь принимать свои решения. Но ты бы никогда не выбрала меня. Если бы мир не покатился псу под хвост, и если бы ты не застряла со мной, — когда я открываю рот, чтобы возразить, он продолжает: — Не пытайся спорить. Ты знаешь, что это правда.

— Но неважно, что бы случилось в гипотетическом мире. Мы живем в этом мире. И в этом мире я выбрала тебя. И я продолжу выбирать тебя. Я всегда, вечно буду выбирать тебя.

Его лицо драматично искажается, будто он пытается побороть ошеломляющую эмоцию.

— Ты должна была иметь возможность выбрать хорошего мальчика своего возраста.

— Я уже говорила тебе, я не хочу хорошего м…

— Я это знаю. Я говорю тебе, что ты должна была иметь возможность выбрать его, и тебя лишили этого выбора. Это несправедливо. Это неправильно. И каким же чертовски эгоистичным ублюдком я буду, если привяжу тебя к себе из-за отсутствия этого выбора? Вот это я и делаю. Я не хочу это признавать, потому что так сильно хочу сохранить тебя, бл*дь, но именно это я делаю. Я привязываю тебя к себе.

— Ты не…

— Малышка, ты спросила. Ты спросила! — его голос по-прежнему звучит мягко, но грубо. Почти страстно. — И вот что я