— И что я тут делаю, — спросил я штатского следователя, — на заглубленном пункте?

— Содержитесь до выяснения некоторых обстоятельств, — достаточно туманно отвечал он.

— Каких именно обстоятельств, я уж спрашивать не буду, — продолжил я, — вы же наверняка не откроете это… — и сделал паузу, давая ему возможность ответа.

— Вы очень проницательный молодой человек, — улыбнулся он, нормальной человеческой улыбкой, а не как эти волкодавы из посольства, — не отвечу.

— Тогда такой вопросик, — сказал я, — что там с моим напарником… ну которого тоже зовут Петр Балашов…

— Сидит в соседней с вами камере, — невозмутимо прояснил тему следователь. — Меня, кстати, зовут Антон Игнатьевич.

— Ну тогда все мои вопросы исчерпаны и я внимательнейшим образом слушаю вас, Антон Игнатьевич, — сказал я, поудобнее устраиваясь на стуле.

— Хорошо, приступим, — вздохнул он, открывая толстую папку с тесемочками, — давайте прямо с самого начала и пойдем. Фамилия, имя, отчество, где и когда родились, кто ваши родители?

Когда вся эта мутотень с моей биографией закончилась, Антоша перешел к более прагматичным вещам.

— Нас собственно интересует такой вопрос — как это вы, Петр Петрович, сумели покинуть территорию Кубы незамеченным? И что делали потом до прибытия в Манилу?

— Да это очень просто, — я решил не сдавать Аскольда, вдруг пригодится в дальнейшем, — потерся немного в тусовке местной молодежи, мне и посоветовали, что делать и к кому обращаться.

— Кто посоветовал, конечно не помните?

— Очень смутно… они же там все на одно лицо, все курчавые и загорелые, — отбоярился я от него.

— Ладно, не буду настаивать, — Антон перевернул страницу в своей папке и задал следующий вопрос, — а как вы в Мексику попали, запомнили?

— Конечно, — улыбнулся я самой широкой из своих улыбок, — во всех деталях.

— Расскажите…

Я и вывалил все, что запомнил про свое бегство с Кубы.

— Один местный рыбак поспособствовал, если интересно, как его звали, то Хуан-Антонио, фамилию не спрашивал. Деревушка называлась Сан-Хуан, это крайний запад Кубы, 100 км от Гаваны и 200 до Мексики.

— А в Мексике что делал? — незаметно перешел на ты Антон.

— Известно что, — угрюмо пояснил я, — выгрузился и отправился в ближайший аэропорт. А нет — еще катер этого Хуана-Антонио разбился на рифах и затонул, ладно, что недалеко от берега, доплыл кое-как. Вот и все мои приключения.

— И зачем же ты, Петя, убежал с Кубы? — ласково спросил Антон, — тебя там теперь с собаками ищут.

— Дело срочное образовалось, — хмуро пояснил я, — не терпящее отлагательств.

— Ясно-понятно, — он откинулся на спинку своего стула и вытащил вторую сигарету из пачки. — А хочешь узнать более подробно, где ты находишься?

— Так вы же у же сказали — на заглубленном командном пункте, — ответил я.

— Это прикрытие, — ответил Антон, — а настоящее предназначение этого помещения совсем другое.

— Ну тогда конечно хочу, — признался я, — только наверно же бумагу какую-то подписать надо, о неразглашении…

— Обойдемся без формальностей, — он встал из-за стола, подошел к двери и жестом пригласил меня следовать за ним.

Я и последовал за ним — как говорится, бьют-беги, а если дают, то бери.

— Это, Петя, филиал вашего Института прикладных проблем, — говорил тем временем Антон, когда мы шли мимо ряда закрытых помещений в этом большом зале, — то место, где ты сидел до этого, называется у нас обезьянник…

— Надо же, какое оригинальное название, — ответил я, — прямо, как в отделениях советской милиции.

— Да, похоже, — рассеянно ответил он, — зал, где я тебя допрашивал, это спецприемник, а мы сейчас выйдем в рабочую зону, там ты все и увидишь…

Что именно я там увижу, я уж спрашивать не стал, а просто вертел головой по сторонам, но ничего интересного там не усмотрел. Потолок тут был такой же, как и в моей камере, грубо вырубленный из цельного гранитного массива. Этот зал закончился гермозатвором — здоровенной такой стальной плитой, закрывающей вход в следующее помещение.

Антон поколдовал чего-то с пультом по правой стороне затвора, после чего он начал отодвигаться влево со страшным скрежетом.

— А вот и рабочая зона, — жестом пригласил меня проходить он, — ничего тебе эта штука не напоминает?

И я увидел точно такую же бочку с кривым загибом на конце, которая стояла в нашем бункере в ИПП имени Академии наук СССР… а рядом с этой бочкой в белом халате и с самым задумчивым выражением лица стоял товарищ Горлумд, психиатр и человек.

— Генрих Готлибович, доброе утро, — не удержался и поприветствовал его я.

— Привет, Петя, — рассеянно кивнул он мне, как будто мы только вчера виделись, а не через полгода встретились где-то глубоко под землей и на другом краю света, — только сейчас ночь на дворе, утро еще не скоро.

— Пообщайтесь немного, — предложил нам следователь, — а потом я подключу еще пару сотрудников.

И он исчез в обратном направлении, закрыв за собой гермозатвор.

— Как здоровье, Генрих Готлибович? — так вежливо начал разговор я.

— Это довольно странно, — ответил он, — спрашивать у врача про здоровье, но так и быть, отвечу — не дождешься. И можешь звать меня просто Генрих.

— Это хорошо, это хорошо, — пробормотал я, — а вот работа здесь, а не в Нижнереченске — это повышение или понижение?

— Хм… — чуть не поперхнулся он, — как-то я об этом не задумывался… но если судить по зарплате,