провёл военный совет, на котором галлы приняли решение отступать. Сам генерал Макдональд, несмотря на незалеченную моденскую рану, предлагал сражаться до последней капли крови, чтобы победить или умереть. Однако на совете он остался в одиночестве. Из тринадцати дивизионных и бригадных генералов одиннадцать страдали от ран: особенно тяжёлое ранение получил Руска, а генералу Оливье пришлось ампутировать ногу. К тому времени Суворов свёл на нет все успехи похода Макдональда: усиленные войска Гогенцоллерна и Кленау снова заняли Модену, Парму, Реджио… Госпитали оказались переполнены ранеными: их у французов насчитывалось не менее 10 000. На исходе были и артиллерийские снаряды. Армия не верила в успех. Ночью Неаполитанская армия начала общее отступление во главе с авангардом генерала Монришара. Они двигались к реке Нуре. Суворов понял, что наступление, назначенное на 5 утра, потеряло актуальность, и уже в 4 часа предпринял преследование отступавших войск. Он наставлял: «По переправе чрез реку Треббию сильно бить, гнать и истреблять неприятеля холодным ружьем; но покоряющимся давать пардон подтверждается».

Войска Макдональда отступали двумя колоннами. По направлению на Понтенуре их преследовали утомлённые австрийцы, не достигшие значительных успехов. Русские части, в которых находился и Суворов, гнали французов по направлению на Сен-Джорджио и настигли части дивизии Виктора, которую удалось наголову разбить.

Суворов делился впечатлениями о трёхдневном сражении с эрцгерцогом Карлом: «Это сражение было самым жарким. Вся река Треббия была в огне, и только высокая храбрость нашей армии могла победить противника, дравшегося с отчаянным сопротивлением». Пройдёт много лет – и заслуженный маршал Франции Макдональд скажет в Париже российскому послу графу П. А. Толстому: «Хотя император Наполеон не дозволяет себе порицать кампанию Суворова в Италии, но он не любит говорить о ней. Я был очень молод во время сражения при Треббии. Эта неудача могла бы иметь пагубное влияние на мою карьеру. Меня спасало лишь то, что победителем моим был Суворов». Не думаю, что это признание Макдональда объяснялось одной дипломатической необходимостью.

«Довольно возить изображение этого странного чудака по войскам, чтобы они сделали самые необыкновенные подвиги», – говорил после Треббии Дерфельден ловкачу Фуксу.

За несколько дней от 35-тысячной Неаполитанской армии Макдональда в строю не осталось и половины. Теперь Суворову следовало приступить к разгрому Итальянской армии генерала Моро, которая так и не успела помочь Макдональду. Моро начал наступление из Генуи, потеснив войска генерала Бельгарда юго-восточнее Алессандрии. Суворов находился во Фиоренцуоле, когда он получил сведения о наступательной операции Итальянской армии Моро, и написал Краю: «Моро делает попытки против графа Бельгарда на Бормиде; я пойду встретить его, так же как встречал Макдональда». Старик Суворов превосходил своих противников в энергии, и после напряжённой трёхсуточной операции на Тидоне и Треббии он был готов к новым сражениям без промедления.

Суворову пришлось ещё раз прибегнуть к суровым мерам, восстанавливая армейскую дисциплину. В Пьяченце в госпитале выхаживали раненого пленного французского генерала Сальма. Группа офицеров, охмелевших после тяжёлых боёв, ограбила раненого Сальма… Узнав об этом, Суворов пришёл в ярость, тут же разжаловал их в рядовые, после чего приказал наказать палками. И всё-таки знаменитый французский словарь «Ларусс» называл Суворова «генералом, лишённым гуманизма и угрызений совести».

После недолгого отдыха 12 июня союзная армия выступила навстречу армии Моро в направлении Алессандрии. Спасаясь от смертоносной итальянской жары, двигались от первого часа ночи до 10 утра одной растянутой колонной. Марш, несмотря на духоту, вышел скоростной: уже 14-го числа авангард достиг берегов реки Скриви, а на следующий день, когда основные силы закрепились на реке Орбе под Алессандрией, авангард Багратиона выдвинулся к Нови. Моро, получивший подробные сведения о сражении при Треббии, начал отступление к Ривьере. Марши Суворова в эти десять июньских дней произвели на него сильное впечатление. Впоследствии он назовёт их шедевром военного искусства, но уже по действиям в районе Нови видно уважительное отношение Моро к русскому полководцу, что, пожалуй, отрицательно сказалось на судьбе революционной Итальянской армии. К середине июня в руках французов оставалась лишь Генуэзская Ривьера. Пути к ней преграждали три крепости: Серравалле, Кони и Гави. Продолжалась блокада Мантуи, за которой внимательно следили в Вене: эту операцию проводил 30-тысячный корпус Края. Боеспособные французские гарнизоны оставались в цитаделях Алессандрии и Тортоны. Силы итальянской союзной армии – 108 тысяч – были весьма рассредоточены. Главные силы, испытанные в боях, находились вместе с русским фельдмаршалом в лагере под Алессандрией – 48 000 человек. На ходе кампании сказывались и скептически оцениваемые Суворовым действия 78-тысячной армии эрцгерцога Карла, стоявшей на берегах Рейна и в Швейцарии. Суворов был недоволен тем, что Вена наделила генерала Меласа политическими полномочиями, которые он осуществлял порой в обход Суворова. А у Суворова имелись свои планы кампании: освободив Генуэзскую Ривьеру, он собирался перенести театр военных действий во Францию и уничтожить республиканское правление. У гофкригсрата на этот счёт было иное мнение: австрийские штабисты не допускали нового наступления. Тем временем Суворов занялся осадой Мантуи и Алессандрийской цитадели. 11 июля Алессандрийская цитадель капитулировала: около 2700 человек, в числе которых было 200 офицеров, сдалось в плен. Через неделю, 17 июля, капитулировала Мантуя, после чего Суворова уже нельзя было удержать от новой наступательной операции. Он писал Краю, вызывая его из-под стен Мантуи к алессандрийскому лагерю: «Падение Мантуи и увеличенные благодаря тому силы армии не дозволяют никакого дальнейшего отлагательства в предположенном приближении к Ривьере». В Мантуе по планам Суворова остался пятитысячный гарнизон под командованием Цопфа.

Сплошные лавры! Справедливо написал об этой суворовской эпопее адмирал Александр Шишков: «В едино лето взял полдюжины он Трой». Однако с падением Мантуи Вена начала терять интерес к активным боевым действиям. Гофкригсрат стал новым проклятием Суворова. Кажется, Александр Васильевич в одиночку намеревался сломать хребет всей Французской республике.

24 июля наш фельдмаршал составил диспозицию к наступлению на Генуэзскую Ривьеру. Новая операция потребовала согласованных действий с морскими силами. Суворов настоятельно рекомендовал Фёдору Ушакову держать под контролем морское побережье, не допуская доставку боеприпасов в армию Моро. Аналогичные письма от Суворова получили союзные адмиралы Нельсон и Сен-Винцент.

Уже 27 июля пришло отрадное известие от верного Багратиона: его отряд овладел крепостью Серравалле. 36 часов русские войска бомбардировали это солидное укрепление – и в итоге небольшой по численности, но отлично оснащённый гарнизон сложил оружие. Багратион захватил 14 пушек и склады боеприпасов. Было ясно, что авангард Багратиона готов к наступлению. Наконец, 30 июля в алессандрийский лагерь прибыл из-под стен Мантуи корпус Края.

Тем временем республиканцы пытались исправить ситуацию. Остатки разбитой Неаполитанской армии Макдональда присоединили к Итальянской армии Моро. Сам Моро потерял доверие директории в качестве наступательного генерала, и революционные власти заменили его Бартоломео Жубером.