— Товарищ Верт, Москва гостиница «Националь» на проводе.

Я допускал, что телефон в номере моей новой знакомой имеется. И не ошибся. Достаточно было сказать, что мне нужна корреспондент из Франции по имени Жаклин, как меня соединили.

— Жаклин, это я — твой новый знакомый, любитель Бодлера… (Jacqueline, je suis votre nouvelle connaissance, l’amant de Baudler…)

Договорились, что она закончит дела в Москве и вылетит ко мне. Дал ей свой телефон в коммуналке, но попросил сообщит о приезде телеграммой:

— Urgent. Lightning. Nécessairement. Je vais rencontrer… (Срочный. Молния,. Обязательно. Я встречу…)

Осталось связаться с газетой, но тут получился облом (не знаю, есть ли в нынешнем сленге этот термин). Редактором там был никакой не Аджубей. Как я сам не догадался, ведь у власти не Хрущев, а бровеносец Брежнев. Тот самый, который говорил:

— К чему эти церемонии? Зовите меня просто — Ильич!

Тем ни менее секретарь записала мои координаты и сказала, что мои материалы главному понравились и со мной свяжутся…

[1] Владимир Высоцкий — Песня о вещей Кассандре

[2] И. Бунин. «Окаянные дни».

Глава 23

То, что сознания в теле боксера и воина-героя не вполне слились, я узнал, выходя на технолужке (Технологический институт) из метро, где толкался вместе с ленинградцами. На фото людей мало, так как на работу толпы уже рассосались. Кстати, справа на стене барельеф Сталина…

Я еще с первого визита знал, что не «Техноложка», а именно «Технолужка», от языковых истоков Петра Первого с его полушкой, которую он ввел в товарообмен.

Так вот, выйдя на небольшую площадь на пересечении Московского и Загородного проспектов, я обнаружил в кармане дубленки аж целых два кошелька и бумажник.

Я воровато оглянулся, засунул добычу обратно в карман и отправился искать место укромней. Но город казался переполненным людьми, а может быть это страх первой для меня кражи создавал ауру страха. Я резко изменил маршрут и у Финляндского вокзала за памятником Ленину встретил наконец несколько такси. Выбрал «Волгу», хотя были и «Москвичи». После привычных для Израиле «Мерседесов» немного тесновато. Вспомнил, что в СССР принято было садится рядом с шофером. Особенно среди начальства. Но я сел, как обычно — на заднее сидение справа.

Доехали до Колокольной, которая вдобавок оказалась одностороннего движения, так что водитель сделал лишний круг. Все равно получилось меньше рубля.

Ну а дома, где собирался запереться и обдумать ситуацию, встретила команда вчерашнего парня (молодого мужика). Два человека, не считая задиры, уже успели поддать и сразу окружили меня в коридоре:

— Ты чаво нашего друга обидел?

Кто-то из нас обрел в горячих точках реакцию бить сразу при любой угрозе. Да и я сам в молодости предпочитал не бакланить, а нападать. На опрежение.

Мужики явно не были готовы к такой реакции. Один согнулся от удара по почкам, второй никак не мог опомниться от шока (его ударил раскрытой и расслабленной ладонью по лицу — по глазам и носу с губами). Ну а задира предусмотрительно и не ввязывался, отскочил к стене и руки прижал к животу.

— Послушайте, народ, — сказал я равнодушно. — Если вам хочется получать пизд*й, то дело ваше. Но я могу разозлиться и серьезно искалечить кого-нибудь. Я после ранения за себя не отвечаю, учтите.

Закрывшись, наконец, в своей комнате я выложил на стол добычу. Не слишком богато, да и не ездиют богатые в метро. Но две сотни с мелочью набрал. «Ездиют», ну надо же! Какой-то простолюдный сленг, а не правильно произнесенное слово. Слово «ездят» — глагол второго сопряжения, он по правилам написания русского языка, во множественном числе третьего лица может иметь только окончание «ят». Значит, правильно будет «ездят».

В дверь постучали. Я бросил на стол первое попавшееся — дубленку и пошел открывать. Оказалось — сосед. За его спиной стояли бузотеры. И все они хотели что-то сказать, но замерли, уставившись на меня. О черт, я же был в гимнастерке с наградами. Хотел зайти в местную редакцию, предложить свои услуги…

— Ты это, — произнес сосед. — Ты прости, пожалуйста, но мы не знали. Правда. Мы думали, какой-то богатый хмарь поселился. В дубленке…

Разобравшись, наконец, с враждой соседей, я приступил к обдумыванию проблем рассогласования своих сознаний. И не нашел иного выхода, чем самообразование. И направился в библиотеку. В один из библиотечных центров системы научных библиотек АН СССР — старейшую научную библиотеку страны. На Васильевский остров, на Биржевую линию. И, преодолев некоторое недоумение библиотекаря и получив читательский билет (без права выноса книг, пока нет прописки), я устроился в читальном зале со стопкой подобранных им книг.

То, что меня интересовало, нашлось на английском. Оказывается, отечественная медицина всерьез не воспринимала проблему диссоциативного расстройства и считала эту болезнь ятрогенной — то есть спровоцированной неосторожными словами врачей или просмотром «научного» телешоу.

Американцы же считают, что есть ряд свидетельств, указывающих на обратное. Одно из самых внушительных — история заболевания. Случаи диссоциативного расстройства фиксировались и тогда, когда ни психотерапевтов, ни телешоу не было и в помине. Впрочем, не существовало и самой психиатрии.

По одной из версий, что первый из описанных случаев диссоциативного расстройства личности произошел в конце XVIII века в немецком городе Штутгарте. Во Франции только-только произошла революция, и аристократы, спасая свои жизни, бежали из родной страны в соседние государства, в том числе и в Германию. Молодая жительница Штутгарта слишком близко приняла к сердцу их несчастья. У нее внезапно появилась вторая личность — француженка. Та не только прекрасно говорила на «родном языке», но и заметно хуже справлялась с немецким, у нее появлялся ощутимый акцент. Появившаяся француженка была аристократических кровей, и ее манеры и привычки полностью соответствовали статусу. Примечательно, что немецкая девушка