Вскоре она осторожно прихлебывала пахучий отвар из корней синюхи, листьев тимьяна, цветков боярышника и ромашки. Если бы не пустырниковый мед, пить эту смесь было бы невозможно из-за отталкивающего запаха. Заметив недовольную гримасу Мирры, Иешуа бросил в дымящийся напиток горсть сушеной малины.

– Что случилось? – спросил он, опустившись на кошму.

– Папа слег. Его несколько месяцев мучали головные боли после ранения в голову. А вчера он потерял сознание и упал. Бассарей говорит, что необходима срочная операция, иначе папа умрет. Только ему ассистент нужен, который разбирается в медицине и крови не боится. В Бактре он ни одного стоящего врача не знает. А время уходит…

Мирра разрыдалась. Иешуа как смог успокоил ее.

– Давай, собирайся, – вдруг заторопился он. – Пошли домой, я тебя провожу.

Македонянка подняла на него удивленные глаза, пришлось пояснить:

– Бассарей не откажется от моей помощи.

Он бросился к мешку с сушеными травами. Отобрав несколько мешочков и связанных пучков, обернул ветошью. Бережно положил сверток в хурджун, туда же сунул чистый куттонет и мочалку из иссопа. Вскоре оба торопливо шли по направлению к вилле Деимаха…

Бассарей хмуро уставился на иудея. Потом увел в свою комнату, плотно закрыл дверь:

– Мне сказали, что ты вылечил Октара наложением рук… Может быть… Меня там не было. Я врач, поэтому верю только в то, что не противоречит здравому смыслу, так что Деимаха я тебе не дам. Сам поставлю его на ноги… Но от помощи не откажусь. Есть опыт трепанации?

Иешуа отрицательно мотнул головой.

– Операцию придется делать сегодня. Нужен обеззараживающий раствор, потом заживляющий… Еще для восстановления сил. Что предложишь?

– Так, – Иешуа задумался. – Для обработки раны хороша мазь из толченых цветков календулы, смешанных с козьим жиром и древесным углем. Но у меня такой нет. Еще можно отвар из коры, листьев или ягод кизила… Бактрийцы называют его «кунаром». Если послать за ветками к Балху, потеряем время… Зато у меня есть кора вяза – сделаю отвар.

Бассарей пожал плечами.

– Я всегда пользовался стопленной с воском живицей фисташки. Но вся мазь ушла на лечение Гермея… У меня есть розовое масло. Хотя можно и вязовым отваром… Хорошо, решили! Теперь – что для заживления?

– Лучше всего тополиный мед. У тебя есть? – спросил Иешуа, а когда македонянин удрученно покачал головой, добавил. – У меня есть сушеный таликтрум. Настой приготовить не успеем, придется делать сгущенный отвар. А с восстановлением все просто – эфирное масло шалфея, отвар из плодов аниса и корней инулы, плоды померанца…

– Да, вот еще… – Бассарей выглядел смущенным. – Его усыпить надо. Я чистый меконин боюсь давать, он слишком слаб, может не вернуться.

– Позволь мне самому сделать смесь, – сказал Иешуа.

– Смотри, не ошибись, мы оба рискуем головой, если он умрет.

– Доверься мне, – твердо сказал Иешуа, глядя македонянину в глаза. – Я несколько лет жил в храме бехдинов, так что умею готовить хауму. Обещаю, что напиток не причинит ему вреда.

На том и порешили.

Бассарей вышел во внутренний дворик к семье стратега, которая в волнении ждала окончания совета. Сначала все вместе перетащили из андрона[130] в комнату врача большой стол на бронзовых тумбах с кедровой столешницей, инкрустированной серебром, слоновой костью и черепахой. Пока рабыня протирала его уксусом, Бассарей облачился в чистый хитон, а лоб затянул повязкой, скрепив на затылке узлом. Кандис тем временем отвела иудея на кухню, приказав слугам выполнять все его просьбы.

Вскоре Иешуа вернулся с гуттусом[131] в руке. Рабы бережно принесли на белой простыне Деимаха, переложили на стол. Стратег был в сознании, но от слабости и лихорадки еле ворочал языком. Он прекрасно понимал, что должно произойти, поэтому долго не выпускал руку жены.

Мирра с Аглаей едва сдерживали слезы. Бледный Гермей, опираясь на палку, стоял у изголовья отца.

Наконец домочадцы вышли. Иешуа поднес кувшинчик к губам Деимаха. Выпив молочно-белую жидкость, тот откинул голову на валик и вскоре заснул.

Бассарей разложил на столешнице инструменты: острый нож, два вида трепанов – венечный модиолус и несколько буравов с ограничителями на разном расстоянии от винтового острия, распаторий, пилу, долото, костные щипцы, молоток, ножницы. Рядом пристроил моток золотой проволоки.

Затем, тщательно втирая в кожу топленый жир, выбрил темень больного ножом. Он продолжал говорить, но делал паузы между фразами, словно ни к кому не обращаясь.

– Я внимательно изучил труды Гиппократа… Он считал, что у персов кость черепа тонкая, а у египтян толстая… Счастье, что удар пришелся не в самый шов – под швами проходят сосуды… Но плохо, что в темя, потому что диплоэ[132] здесь тонкая… Осколок кости со временем сместился, начал давить на диплоэ… Вот отсюда и головные боли. Еще немного, и вошел бы в мозг, а это мгновенная смерть… Время для хирургического вмешательства благоприятное, так как Сириус и Арктур еще не взошли. Да и день сегодня четный…

– Как он получил ранение? – спросил Иешуа.

– Зимой саки разграбили бактрийскую деревню на границе с Арией. Гондофар отправил туда отряд ополченцев во главе с Деимахом. Стратег зачем-то снял шлем. Именно в этот момент прилетел шальной камень из пращи.

– А камень мог застрять?

– Да, но Деимаху повезло… Если камень застрял, его не всегда удается удалить из раны без последствий.

Бассарей протер выбритое место ветошью, смоченной в уксусе, после чего приступил к разрезанию кожи на голове. Работая, он не умолкал, то и дело перескакивал с одной мысли на другую, видимо, это помогало ему снять напряжение.

– Гиппократ насчитывал тринадцать видов ранения в голову… Инструмент у меня хороший – из ханьской стали…

Он оголил черепную кость, сняв кусок кожи вместе с плотью. Теперь Иешуа смог разглядеть круглую вмятину в черепе. Сквозь небольшое отверстие виднелся омертвелый желтый осколок. Македонянин промокнул рану чистой ветошью.

– Вену не задели… По-хорошему надо бы на сутки приложить корпию с заживляющей мазью, а потом еще на сутки припарку из ячменного теста, смешанного с кипяченым уксусом… Но времени нет… Ничего, главное, что у него судорог не было… И фликтены на языке не появились…

Выпрямившись, он медленно покачал головой из стороны в сторону, словно принимая трудное решение, вздохнул.

– Придется вскрыть череп, чтобы вычистить рану.

Затем осторожно вытащил осколок щипцами. Взяв в руки бурав с самым коротким острием, надел на него похожее на лук приспособление и задвигал рукой, одновременно надавливая сверху ладонью на шар. Сверло с тихим повизгиванием вошло