Шрифт:
Закладка:
А в следующий мой визит в Валдай, уже ближе к Новому году, народ из уличной тусы заявил мне:
— Что ты, Сергей в сентябре уехал учиться в Новгород, и вообще он давно, еще с весны, встречается с Соней, а твои стихи ничего так, смешные… можно подумать, Татьяна Ларина нашлась…
И ржали они весело и долго.
Надо мной.
Я сидела на балконе с бокалом красного успокоительного.
И снова переживала, как тогда: ужас, стыд, паника, гнев и боль.
Мне опять было плохо и больно.
Даже неожиданный конфуз с Олечкой положение не спасал.
Подруга моя, ругающаяся, помнила намеки из студенческих лет, когда мы с ней гадали на «прошлое, настоящее и будущее», и, естественно, Сергей там все время всплывал.
Не случайно, конечно.
У Фиски, вообще-то, бабка-ведьма была. Вот, передалось внучке «зрение».
Поэтому в ответ на мое заявление о встрече, сделанное срывающимся голосом, Анфиса, прооравшись, протянула:
— Конечно, помню! Еще бы. Обида, стыд-позор, обман и поломатая любоффф…
— Ты забыла еще растоптанные и преданные чувства, — бурчу, прихлебывая из бокала.
— Ну, именно поэтому поведение Игоря тебе сначала было вполне норм? Не удивило совсем, ты же свыклась с мыслью, что подходишь парням только как «маленький грязный секрет», и больше никак, — Анфиска внезапно зарычала.
И мне показалось, что сейчас она вылезет из телефонной трубки.
— Вот, как-то так. А теперь он, вероятно, преподает там, куда поступает моя дочь. И еще, она встречается с невероятно похожим на него парнем.
— О, мать! Монтекки и Капулетти живы, да? А Лерка чего? Молчит, поди?
— Молчит, но я не могу понять — а как она-то узнала? У меня его фоток всего пара, кажется, с детства завалялась в альбомах.
Анфиска сопит, а потом предлагает:
— Ну, давай, ты дщерь свою прямо спросишь?
— Думала об этом, но пока она молчит, а когда я их увидела, от комментариев отказалась, — вздыхаю, что еще остается.
— Да, дела. Настигло тебя то, о чем ты так старательно пыталась забыть, а? — внучка ведьмы все помнит.
И мои слезы, и злость, и две порванные колоды карт.
Я так старалась забыть весь тот позор, что на Валдай почти перестала ездить, а Сергея планомерно и безжалостно изживала из памяти.
Сначала учебой, потом Игорем, а после — Романом.
Не вышло.
Больно.
Мне до сих пор больно, и в груди бьется не сердце, а вопрос: «За что?»
И когда я уже собираюсь предложить Фисе выпить: «Не чокаясь, за няню…», на балкон выходит заплаканная Лера.
— Перезвоню завтра, — бросаю в трубку и, отставив бокал, раскрываю дочери объятья.
Глава 33
Цветы жизни
'Тает снег, течет вода
По земле весенней.
Для кого любовь — беда,
Для кого — спасенье…'
Л. Дербенев
Сначала Лерочка молча плакала, потом мы утирали сопли, слёзы, сидели рядышком, а затем Тигра залез на колени к дочери, определив, что она нынче в поддержке нуждается сильнее и… Лерочка плакала снова.
— Мам, так все глупо вышло. Как в кино дурацком или в книжках твоих.
Это, конечно, мило, но да ладно. Мать потерпит.
Ребенок же пришел.
Даже говорит.
— Арсений писал мне отзыв на тот большой курсовик, помнишь? И как-то так мы стали общаться. Он такой взрослый, умный и столько всего знает. Мам, я даже не поняла, как так вышло, но прошлым летом он приезжал в Питер, и мы встретились.
Ой-ой-ой, а я-то куда в это время смотрела?
То есть это бодяга тянется достаточно давно.
Лера сидит, вцепившись в кота, иногда вытирая им слезы:
— Все время перезванивались, или в мессенджерах и в соц.сетях переписывались, обменивались шутками, мемасиками, фотками. Ну, такие современные отношения на расстоянии.
— И поэтому ты решила поступать именно сюда? — тихо выдыхаю, чтобы не вопить и не бегать по потолку, дура старая.
— Вообще, нам же кстати получилось?
— Зайка, я не про кстати, я в принципе о сути вопроса.
— Мамочка, я его так люблю. Арсений совершенно невероятный, не только умный, образованный, но еще красивый, сильный и такой… такой…
Ясненько-понятненько, накрыло нас капитально.
Но что делать?
Надо как-то выруливать:
— Любовь, моя дорогая, это прекрасно. А какие у нас в связи с этим проблемы? Ты, вообще, его нам с Котом планировала представить?
Дочь вздрагивает и смотрит на меня тем самым взглядом, когда звучит: «Да-да!», а означает это: «Нет!».
— Конечно, обязательно. Я думала, что вот прям…
Езус-Мария, какой цирк. И ей ведь уже двадцать один почти. Неужели и мы были такие, хм, в молодости?
Здесь вспомнился Игорь и стало очевидно, в кого дочь уродилась.
Помолчали.
Вытерли Тигру Второго полотенцем, что висело на сушилке в углу балкона.
Потом стало ясно: дочь впала в партизанщину, но просто так бросать разговор было глупо. Пришлось намекать:
— И когда ты это думала?
— Ну, зимой думала, — Лера уже очень-очень розовая и в глазах даже некое осознание появляется. То есть она понимает, что несет дичь, но продолжает упорствовать.
— Вообще-то, середина лета, это раз. А два — мы уже второй месяц тут живём.
И нет, это не вопросы. Это факты.
Дочь вздыхает тяжелее меня:
— Мам, там такие проблемы…
— Милая, ты уверена, что тебе нужно вот это самое проблемное «там»? — боже, зачем?
— Ну, в общем, ты же знаешь, я люблю детективы…
Вот это поворот.
— Я-то знаю, что лет в тринадцать — пятнадцать ты ими увлекалась. Кто-то, кажется, тогда моих Хмелевскую и Агату Кристи, а также всего Рекса Стаута перечитал? Даже у дедушки Эда Макбейна прихватил.
Лера улыбается светло и радостно, как давно уже не бывало. Да, были в ее детстве достойные теплых воспоминаний моменты.
— Вот так и получилось. Однажды Сеня как-то вскользь упомянул, что он вырос без отца, это, наверно, к вашему с папой расставанию было. Ещё потом добавил, возможно, и к лучшему, что отец от нас ушел. И ты, мам, теперь будешь меньше переживать и нервничать. Я так поняла по разговору, что, вроде как, у его отца случилась в молодости несчастная любовь. И с мамой Сени он пытался забыться,
