арендаловскими выглядели смехотворно. Оборонял их гарнизон вдвое меньший по численности, чем хирд, стоявший у стен города. Логи Асверсон, давно и вполне заслуженно получивший прозвище Змеиный язык, утром выслал навстречу наступающим воинам Эйрика гонца с предложением переговоров. Весь хирд звучно проржал с полчаса, но предложение конунг принял. Номинально.

– У меня вдвое больше воинов, и они вдвое опытнее твоих славных ребят, – продолжал Эйрик. Он стоял, не таясь, посреди широкого тракта, ведущего к воротам города. Казалось бы, один прицельный выстрел и нет больше владыки Вестфольда, Телемарка и Эуст-Агдера. Да только все отлично понимали, что Торбьорн и Аксель не спроста застыли по обе стороны от своего конунга со щитами в руках. Выглядели они спокойно и даже расслабленно, но реакцию их не рискнул недооценить ни один скагерракский лучник.

– Мы за шесть дней покорили Телемарк и Эуст-Агдер, и крепости, что мы взяли, были посерьезней твоих, уж не обессудь, – после этих слов конунга по его хирду прокатилась волна хриплого смеха и одобрительных возгласов.

– Мой славный брат! – донеслось с крытой площадки над воротами. Логи, разумеется, не был Эйрику братом, но такое обращение среди нордманов считалось нормой. Конунг Вест-Агдера выглядел под стать своей славе – высокий и худой (но при этом довольно крепкий, среди нордманов вообще не было откровенно тщедушных мужчин), с хитрой улыбкой, не сходившей с его лица, как говорят, ни при каких обстоятельствах, и чуть прищуренными зелеными глазами, зорко поблескивавшими из-под небрежной копны густых черных волос, которые он поленился перехватить хотя бы в обычный хвост.

– На юге сейчас принято говорить о некоем боге, что сотворил мир, ты не поверишь, как раз за шесть дней, – продолжил Логи довольно высоким, но мелодичным голосом. – А знаешь, что сделал он на седьмой день? Он решил отдохнуть, брат! И разве это не совпадение? Почему бы и тебе не отдохнуть? Мой бражный зал открыть для тебя. Всегда!

– Я отдохну в Вальхалле, брат, – плотоядно улыбнулся Эйрик, буквально выплюнув последнее слово. – И мне больше нечего сказать тебе.

– О, ну это ведь неправда! – ухмыльнулся Логи. – Знаешь, как говорят шлюхи, любую войну можно закончить в постели. Мы с тобой сейдом, а стало быть и мужеложством не помышляем, но, согласись, есть зерно истины в этих словах. Просто в нашем случае постель надлежит заменить… дубовым столом, да! Столом, за который два могучих вождя сядут, как равные…

– Ты не равен мне, – жестко перебил его Эйрик. Он ради интереса готов был сыграть с Логи в эту забавную игру, но не слишком долго. Ибо любой военачальник знаком с простой и очевидной истиной – воины должны воевать. Иначе они перестают быть воинами. – Ибо разве может быть равенство между зайцем и волком?

– Ты довольно груб, конунг Эйрик, – в словах Логи зазвенели стальные нотки, но он продолжал растягивать губы в самой доброй и преданной улыбке. – Спишем это не то, что ты уже с неделю воюешь. Но я уяснил – мирного урегулирования ты не желаешь, так?

– Не желаю, – кивнул Эйрик и демонстративно положил руку на оголовье клинка.

– Стало быть, хочешь смертей? – Логи склонил голову на бок и внимательно посмотрел на него. – Смерть нордман встречает как любовницу, это верно, но спешить к ней в объятия без веской причины – недостойно воинской чести. А ты ведь понимаешь, мы все это понимаем, – он обвел широким жестом как своих людей, так и хирдманов Эйрика. – Ведь и твои отважные бойцы сложат здесь головы, ибо стены мои высоки и не откроются тебе также просто, как шиенские. Те издревле пестуют славу шлюшьей потаенки.

Аудун хмыкнул, но не витиеватости речей Логи, который, не отнять, был востер на язык, точно сам бог огня. Знаменосец подумал о том, что агдерский конунг излишне хорошо осведомлен о том, как воинам Эйрика удалось взять Шиен. Это характеризует его, как весьма опасного противника. С такими даже разговоров лучше избегать.

– И не важно, сколько будет смертей, – продолжал разглагольствовать Логи. – Они будут, и немало! Но этого можно избежать.

– Можно, – легко согласился Эйрик. Аудун внезапно подумал, что, быть может, конунг принял предложение о «переговорах» вовсе не для того, чтобы потешить себя и своих людей, разнообразив суровый воинский быт. – Я уж и не ждал, что ты предложишь.

– Прости, брат мой, но я, видимо, не улавливаю, о чем именно… – начал Логи, и прежде, чем в его глазах вспыхнул огонек понимания, снова заговорил Эйрик. Аудун в полной мере оценил этот ход.

– Верно, брат, – обращение он вновь произнес с нескрываемым презрением. – Я предлагаю сегодня не давать чайкам битвы обильной пищи. Почему бы твоим лучшим воинам не сразиться с моими лучшими воинами? Скажем, трое против троих, а?

Хирд за спиной конунга вновь одобрительно зарокотал. Как бы они не хотели сражаться, но посмотреть на то, как хускарлы Эйрика бескомпромиссно одолеют лучших воинов Вест-Агдера – ради такого зрелища можно было и повременить с прокладыванием пути в Вальхаллу по трупам врагов.

– Достойный способ поберечь жизни наших людей, – проговорил Логи. Удивительно, но конунг Вест-Агдера вовсе не казался сбитым с толку. И либо он отлично скрывал свои эмоции, либо уже придумал, как выйти из этой непростой ситуации. – Но ты лукавишь, брат. Ведь всем известно, что за тобой идут лучшие нордманские воины, с которыми биться не рискуют ни даны, ни свеи! Так разве будет честной битва трое против троих? Позволь, я выставлю пять бойцов и тогда силы будут равны.

Хирд снова загомонил, но теперь единства в голосах не было. Кто-то откровенно возмущался столь недостойным предложением, а кто-то напротив – считал, что такая победа будет вдвое достойней и позволит еще больше посрамить конунга Вест-Агдера. И один лишь Аудун не сумел скрыть улыбки, потому что понял – этого Эйрик и хотел. Демонстрация силы, призванная укрепить дух своих воинов и устрашить хирдманов врага.

Знаменосец вздохнул и положил руку на клинок, подаренный Вёлундом. Кузнец сказал, что этот меч зовут «Гьёрдёд», и название это Аудуна совсем не удивило. В этих землях оружию любили давать непростые имена, яркие, звучные, внушающие благоговение и страх. Нордманское «Гьёрдёд» можно было перевести как «Делатель смерти». И знаменосцу это имя пришлось по душе. Клинку, надо думать, тоже.

– Пусть так, – заключил Эйрик.