решаюсь, так что набираю знакомый номер.

— Эмма, ну наконец-то. Куда ты пропала? — слышится в трубке взволнованный голос Егора. Но я не знаю, что ему сказать и как объяснить, так что ограничиваюсь минимальным набором слов.

— Егор, забери меня, пожалуйста. Это срочно. Геолокацию сейчас сброшу.

.

Спустя два часа я сижу на своей кухне, укутанная в плед, пью чай с малиной, а вокруг меня суетятся Егор, Лидия Петровна и даже Лизонька. Я еще немного в шоке, но уже отхожу. В больнице сказали, что сотрясение мозга есть, но первой степени, не очень серьёзное, отсюда обморок и головная боль. Меня не мутит, но простыть от лежания на земле весной я, вероятно, успела.

Это был самый короткий и самый продуктивный визит в больницу за всю мою жизнь, честное слово. А Егор мог бы получить премию за скоростную трансформацию в холодного богатея без компромиссов и времени, зато с пачкой баксов, и обратно.

Заботливым, конечно, он мне нравится больше, но иногда это довольно выгодно, иметь парня с кучей денег и взглядом, от которого все сразу становятся на уши. Такой мужской вариант холодной стервы. Я тоже, как оказалось, так умею.

Когда хлопочущая и взволнованная Лидия Петровна уходит, уводя за собой Лизу, Егор присаживается рядом.

— Этот гад не попал ни на одну запись камер. Из доказательств, что он вообще был, только твоя шишка на голове и медицинская экспертиза. Никаких отпечатков, никаких следов, даже пакет твой на месте.

— Он сказал, что я должна отдать ресторан. Иначе он покажет мне, что бывает, — я нервно сглатываю, именно на этом моменте у меня пересыхает в горле. — Что бывает с непослушными девочками.

Я подрагиваю, вспоминая весь свой страх, и Егор это видит, так что он просто пересаживает меня к себе на колени.

— Я приставил к тебе охрану. Тебе нечего больше бояться, они будут вести тебя незаметно, так что может показаться, что ты одна. Но это не так, — говорит он и сжимает меня чуть крепче.

— А у тебя есть охрана?

— Да, уже несколько лет. У меня и Лизы. И даже у Лидии Петровны, но она об этом не знает.

— Слушай, но почему ты живешь вот тут? Ты говоришь, у тебя много домов, но сам живешь в квартире в девятиэтажке.

— Поправочка: в четырехкомнатной квартире с видом на море, — улыбается он и я нетерпеливо киваю. Да, квартира у него что надо, но не для миллионера.

— Когда мы познакомились с моей покойной женой, мы были еще детьми. Я не знал, что богат, да и никто не знал, так что у меня было совершенно обычное, но очень счастливое детство. Без запретов и условностей, без ложных друзей, без подхалимов и подпевал. Родители ушли рано, оставив мне наследство. О его масштабе я узнал, когда мне исполнилось двадцать пять.

— А как жил до этого? — я удивляюсь, ведь не могли же они оставить ребенка без должной поддержки до этого возраста.

— У меня было ежемесячное пособие, его хватало на жизнь, без излишеств, но сытую. Стипендия в Университете, квартира, оформленная на опекуна. Они предусмотрели всё. А в двадцать пять я получил наследство и впал в ступор от масштаба. Я уже был женат тогда. В итоге, жена взяла с меня обещание, что наши дети будут расти как все, ничего не зная. Хотела для них такое же детство, как было у нас. Так оно и было. Когда ее не стало, я решил, что и дальше буду так жить, но охрану нам нанял.

Оценил ценность человеческой жизни, значит. Да, бывает и так, я ведь ее тоже только что оценила. Но вопрос всё равно остается…

— Не лучше ли жить в доме? Отдельное жилье, огражденная территория, удобная для защиты. Это ведь вопрос безопасности.

— Говоришь так, будто мы в средневековье, и дом — это крепость, — Егор улыбается. А я понимаю, что у него есть какие-то еще причины, о которых он просто не говорит. Ладно, видимо, просто не время.

— Кстати, о крепостях, — воодушевленно говорю я. — Надо приготовить Графские развалины!

Егор опять хохочет. Видимо, образ сумасшедшего кондитера скоро прочно закрепится в его голове. Ну а что, не оставлять же пакет ингредиентов, который пережил со мной такое. И это лучший способ отвлечься — занять руки. Тогда и голова будет занята.

— Иди пеки свой футбольный торт сначала, — Егор целует меня в лоб и отпускает из плена своих рук.

И я отправляюсь печь. Это единственный проверенный способ не впасть в истерику, потому что мне всё еще до ужаса и паники страшно.

.

Когда коржи для торта испечены и отправляются стабилизироваться, я решаю, что готова поговорить с Давидом. Он должен знать, что происходит, ведь он не только мой адвокат, но и близкий друг. В конце концов, я уже немного успокоилась.

Трубку он берет сразу, выслушивает всё, периодически выдает совсем уж фантастически нецензурные слова и тут же извиняется, всё время спрашивает, правда ли со мной всё нормально.

— Все хорошо, Давид. Я простыла и у меня на голове шишка, ну и перенервничала, конечно. Но всё нормально, могло быть хуже.

— Надо мне познакомиться с твоим Егором. Вроде, нормальный мужик, — говорит он, когда узнает про больницу и охрану.

— Да, мне даже не верится, — я улыбаюсь, но тут же вспоминаю, что мы говорим о покушении, а не о влюбленности. — Егор обещал, что достанет записи с камер, но я уверена, там они не работали.

— Я так понимаю, нет вообще никаких доказательств?

— Никаких. Но он сказал, что мне надо отдать мужу ресторан. Так что, хоть доказательств и нет, это точно Марк.

— Подумаю, что можно сделать, — говорит Давид, прощаясь.

И я очень надеюсь, что он придумает.

Потому что это всё очень страшно. Живешь, живешь и тут вдруг стук по голове, в гараж утащили, угрожали… Где это видано? Я думала, так только в кино бывает. Но в жизни всё значительно хуже.

.

— Как здоровье, Эмма? Ничего не хочешь мне сказать?