К всеобщему удивлению, король рассмеялся:

– Право слово, Алистер, ты меня удивляешь! Предпочесть смерть браку… Погоди, скоро за тебя возьмутся маменьки всего королевства, потому что я выдаю герцогу ди Новайо брачный патент!

Леди Леруа ахнула. Патентом при дворе называли официально оформленное дозволение короля. Их ежедневно выписывалось изрядное количество, но именно брачные патенты отличались особенностью – они имели пустую строчку. И брачный патент означал дозволение его величества жениться, на ком угодно. Точнее на той даме, чье имя будет вписано в свиток!

– Бумагу, перо! Печати!

Через пять минут свеженький свиток с размашистой подписью короля, перевязанный белой лентой, был вручен герцогу смеющимся Рикардо. Шокированная виконтесса убежала из столовой в слезах.

– Ну что ж, Алистер, теперь твой брак – твоя головная боль! Хорошего дня! – произнёс его величество.

Герцогу осталось только глубоко поклониться.

* * *

Лето прошло в ежедневных трудах.

Казалось, теперь, когда я отошла от дел, должно бы стать полегче. Но меня не оставляли в покое. После филлоксеры Маноло начал являться почти ежедневно. Сначала он только жаловался на нерадивость новых хозяев и просил совета по той или иной проблеме, а потом постепенно начал отчитываться мне о состоянии дел.

Однажды утром, выслушивая жалобы старшего работника на засохшие кусты, я подумала, что стала теневым владельцем виноградника. Почти дон Корлеоне.

Я знала всё, что там происходит. Сколько кустов уничтожили вредители, как никогда разыгравшиеся этим летом. Сколько распустились пустоцветами. Сколько завязей засохли по непонятным причинам.

Получалось, что урожай в этом году будет чуть ли не вдвое меньше прежнего. Маноло клял новых хозяев. Но мне казалось, что это я в ответе. Дядюшка доверил мне важное дело, а я не справилась.

Дни я проводила за работой в огородике. Тут мне очень пригодилось детство, прошедшее в небольшом посёлке, и знания, с какой стороны подходить к грядкам. Пусть овощи здесь несколько отличались от наших. Разница была не слишком большой. Да и полтора года с дядюшкой, без памяти любившим эту землю, научили меня многому.

Осень предупредила о своём приходе ставшими неожиданно холодными ночами. Я начала закрывать окна перед сном. А холод, поселившийся в душе, никуда и не уходил.

Днём я была занята. Полола, рыхлила, поливала, готовила себе нехитрый обед на маленькой печке, беседовала с работниками, размышляла, как спасти урожай. Но ночью… Ночью я оставалась наедине со своими мыслями и одиночеством. Уютная кровать превращалась в ложе пыток.

Герцог ди Новайо снился мне почти каждую ночь. Сияя серыми, как полированное серебро, глазами он склонялся ко мне, обжигая кожу поцелуями, шептал слова любви, обнимал, убаюкивая в своих объятиях, а утром сердце рыдало от горького разочарования – Алистера не было рядом!

И как бы я ни гнала от себя мысли о нём, отрицать было бессмысленно – у меня есть к нему чувства. И это не только обида брошенной женщины. Это нечто более глубокое и оттого болезненное. И я несла эту боль в себе, иногда доверяя своей скрипке.

Однажды Селия пришла особенно задумчивая и заявила, что плачущий призрак был особенно печален в эту ночь, поэтому работники опять ждут неприятностей на винограднике.

– Плачущий призрак? – переспросила я.

Оказывается, среди обитателей шато появилась байка о призраке, который живет в оливковой роще, рядом с моим домом. Якобы он плачет ветру о своих обидах, и тот разносит его слезы по свету. И того, кто услышит эту печальную песнь, ждут неприятности.

Я сначала покраснела – глупая была идея выйти поиграть на скрипке ночью среди деревьев. Думала, пышная листва заглушит звуки. А потом рассмеялась и постаралась убедить Селию в том, что все это ерунда:

– Ну подумай сама, – качала я головой, – если человек ждет несчастья, то что с ним может приключиться?

Служанка мне не поверила, и по округе поползли слухи о том, что новые владельцы шато не по нраву местным духам.